Илья Куликов - Спецназ боярина Коловрата

– Так куда же идти – к отцу? Куда людей вести? Мы опозорились!

– Веди во Владимир, там от них хоть польза будет. В Москве, в уделе своем, ты ворогов не сдержишь, – ответил воевода Еремей Глебович.

Князь Владимир не стал озвучивать свои мысли, но решил отойти именно в Москву, чтобы не предстать перед глазами своего отца.

Большая часть ратников покидала поле боя, и лишь восемьсот человек остались, чтобы принять смерть.

Рать монголов медленно двигалась на застывших русских воинов. Роман Ингварьевич и Еремей Глебович, стоявшие в первых рядах, переглянулись между собой.

– За Русь! – закричали одновременно князь Роман Ингварьевич и воевода Еремей Глебович и бросились на врагов.

Монгольские воины не ожидали такой предсмертной храбрости от горстки воинов. Люди князя Романа Ингварьевича и воеводы Еремея Глебовича были окружены со всех сторон, и теперь даже если бы они захотели отступить, то не смогли бы.

Роман Ингварьевич отчаянно рубился с монголами, невзирая на раны и на то, что у него вообще не осталось надежды. Казалось, что можно сейчас вот взять и сдаться и таким путем сохранить себе жизнь, но князь не хотел этого и предпочел принять смерть в бою.

Еремей Глебович, увидев, что князь Роман Ингварьевич опустился на землю, прорубленный вражьей саблей, посмотрел на небо. Нет, не выстоять им до полудня. Нет, не выстоять.

– Православные! – обратился воевода к воинам, когда вороги отхлынули. – Мы уже не сможем выжить, но, из последних сил цепляясь за жизнь и сохраняя ее, мы сможем помочь нашим братьям, нашим соотечественникам, которые отходят, чтобы вновь сражаться, и дать им возможность победить! Берегите свои жизни, и пусть их ценой мы купим победу! Нет, не сегодня, но с нашей смертью Русь не исчезнет. Вновь поднимут богатыри свои мечи и вступят в отчаянный бой!

Вновь и вновь налетали монгольские всадники на русских воинов и вновь и вновь вынуждены были отступать.

Время давно перевалило за полдень, а несколько сотен храбрецов все стояли и стояли в заснеженном поле и сдерживали монгольскую рать. Лишь поздно вечером, когда стало совсем темно, свежие силы монгольского воинства смяли русских воинов. В этой последней схватке возле Коломны и нашел свой конец воевода Еремей Глебович.

Сильный ветер бросал снег в лица монгольским всадникам, которые волею случая ехали против ветра. Бывший боярин Демид Твердиславович получил приказ прибыть к хану Батыю, и теперь вместо того, чтобы, как все, ехать против ветра, он скакал, а ветер дул ему в спину.

Ну и зима, грустно думал Демид Твердиславович. Кажется, что сама природа против иноплеменников. Впрочем, голова у бывшего боярина была занята куда более насущными заботами. Его дочь Елена и супруга шли словно полонянки, и лишь то, что их постоянно кормили, отличало их от тех, кого взяли с боем. Ни жена, ни дочь с боярином не разговаривали. Елена презирала его, а Ирина кляла. Зато они живы! Пусть я не стал князем, но сохранил им жизнь, а так убили бы их, а перед этим осрамили бы.

Подъезжая к хану Батыю, бывший боярин поморщился. Сейчас ему опять придется ползать в ногах коня этого басурманина.

Завидев хана и его приближенных, Демид Твердиславович слез с коня и, опустившись на колени, дотронулся головой до грязи, которая образовывалась после того, как по снегу проехали сотни коней.

Хан Батый сразу заметил Демида и поднял руку. Все его приближенные остановились.

– Демид, вставай, хитрый лис, – недоброжелательно произнес хан Батый.

Демид поднял голову, а после и сам поднялся на ноги. Чтобы не получить удар плетью за несоблюдение какого-либо обычая, боярин Демид старался всячески угождать хану. Нет, не из страха перед болью, а потому что, когда плеть коснулась его впервые, он понял, что потерял свое боярское достоинство. Батый приказал его ударить плетью за то, что Демид неправильно предположил. Не было с Евпатием Коловратом никакой черниговской дружины.

– О великий царь и хан, я раболепно смотрю на твою тень и ожидаю твоего указания.

– Демид, – сказал хан Батый, – ты знаешь Евпата Коловрата?

– Конечно, знаю, повелитель!

Батый усмехнулся, глядя на него. Знает! Я знаю, что ты знаешь. Как быстро меняются люди, лишившись своей внутренней силы. Батый вспомнил, как при первой встрече увидел в глазах Демида звериное чувство и желание лишить хана жизни, а теперь остались лишь страх и покорность.

– Ты придешь к нему в стан и скажешь, что бежал из полона. Скажешь, что хочешь сражаться. Приведи людей Евпата к месту, которое я тебе укажу. Скажешь, что там я веду полон и что там есть кто-то из его родичей или другов. Он должен привести туда своих людей.

Бывший боярин со страхом посмотрел на хана. Он просит меня привести людей Евпатия в ловушку. Могу ли не выполнить! Оказавшись вдалеке от Орды, я могу наложить на себя руки, а Батый подумает, что меня убили! Я ведь тоже хочу лишь умереть.

Среди воинства монголов теперь многие восхищались ответом боярина Евпатия, и Демид тоже знал о нем. Я тоже хочу лишь умереть.

– Да, Демидка, чтобы ты не задумал предать меня, я тебя хочу кое с кем познакомить. Ты ее не узнаешь. Приведите ее!

Демид с замиранием сердца смотрел на Батыя и проклинал тот день, когда согласился помочь монголам. Если бы можно было повернуть время вспять! Надо было задушить соглядатая монголов. Чего стоят все богатства мира, когда ты стал червем!

Демид Твердиславович увидел всадника, к коню которого была привязана какая-то женщина. Она шла босая и полураздетая. Казалось, еще немного, и она испустит дух. Бывший боярин увидел, что фаланги пальцев ее рук отрублены, а на месте глаз у несчастной были черные дыры с запекшейся кровью.

– Узнаешь? Она твоя дочь! Та, что умерла при штурме. Не говори своей жене, что она жива. Коли выполнишь, что я тебе указал, она получит смерть. Мне ее жаль – она заслужила покой. Посмотри на нее, Демидка, она не понимает уже речь человека. Ее рассудок отказался служить ей, но тело еще здесь и мучается.

Демид упал на колени и схватился руками за голову. Почему Мария не умерла! Почему ее не настигла стрела? Он понимал, что смерть – единственное, чего ей можно пожелать.

– Смотри, Демидка, коли не выполнишь мой указ, твоя супруга и вторая дочь будут идти рядом с ней.

Люди, взятые в плен из полка Евпатия, шли не как простые полоняне. Им привели коней, но ни Филька, ни кто-либо еще не сели на них, а шли вместе с остальными пешком. Бежать они не могли, но, принимая из рук своих захватчиков пищу, делили ее с остальными пленниками, которых кормили куда хуже.

– Не хотят поганые нас смерти предавать, – говорил Филька Веселый, – а значит, наша песенка, други, еще не спета!