Computers - Как один день - 2. Я – Уоми

Когда я пришел в себя, Кунья уже сидела на нарах, она по-прежнему была обнажена, если не считать куска белого меха, наброшенного ей на плечи. Она держала мою голову, все так же прижимая ее к своей обнаженной груди и глядя прямо мне в лицо. Увидев, что я пришел в себя, она счастливо улыбнулась и глубоко, облегченно вздохнула. Гунда и Ная сидели рядом, улыбаясь, и поддерживали нас с обеих сторон.

- Уоми! Ты все-таки вернул меня обратно! – сказала Кунья. – А ведь я уже почти была там, в полях счастливой охоты! Мне казалось, что я смотрю на себя со стороны, летаю под крышей хижины, как птица… Я и тебя видела, как ты вынул из моего тела копье! А потом я вдруг вернулась в свое тело, и стало так хорошо, и совсем не больно!

- Кунья, это не я, это Дабу, - пробормотал я, отстраняясь и глядя на нее. Ее грудь и живот были сплошь покрыты запекшейся кровью.

- Уоми, ты совсем не умеешь врать, - фыркнула Кунья. – Я видела, что это сделал ты. Ты так устал, что лишился чувств. Может, Дабу тебе и помогал, но ты тратил свои силы! Как ты? Не придется теперь уже мне тебя лечить? – и она улыбнулась.

- Нормально, Кунья, уже хорошо! – пробормотал я, вставая на ноги. – Теперь бы нам по большому куску медвежатины, и все будет отлично.

- А знаешь, что я думала, когда умирала?

- Нет. Скажи, Кунья!

- Мне было совсем не страшно, я была счастлива, что ты рядом, но мне было очень обидно, что я не успела стать твоей женой, и уже не успею. А теперь, когда ты меня вернул обратно в этот мир, мне совсем хорошо.

* * *

Мне стало жарко после ее слов – я только сейчас обратил внимание на то, что на мне надета меховая одежда. Естественно, я же пришел в хижину с мороза! Я расстегнул куртку и присел на нары.

- А как люди там, снаружи? – спросил я.

- Они ждут. Они боятся войти, – сказала Гунда. – Я передала им, что ты исцеляешь Кунью силой Дабу, велела молчать и не мешать.

- Ну, я думаю, что пора вознаградить их за терпение! – я протянул Кунье руку, и она хотя и с трудом, но поднялась на ноги. – Мать, дай Кунье что-нибудь надеть на себя, не голой же выходить ей к людям!

Гунда тотчас вытащила из мешка, стоящего у стенки, свою меховую шубку, которая пришлась Кунье как раз впору. Кунья надела шубу, но даже не стала обуваться, и босиком, как была, шагнула за порог, на снег. Люди расступились, глядя на Кунью с суеверным трепетом.

Я вышел следом, обнял ее, и сказал:

- Люди Ку-Пио-Су! Вот Кунья, которую чуть не убил ее дед, Пижму, но Дабу, мой отец, спас ее!

- Дабу, Дабу! – послышались крики в толпе.

- Вы, если хотите, можете даже потрогать Кунью и убедиться, что она не дух, она живая! – и действительно, две-три женщины постарше подошли ближе и потрогали руки и плечи Куньи, а одна из них, ее тетка Ганья, обняла ее и прижала к груди. – А теперь ей надо отдыхать, много есть и спать, и тогда она совсем поправится.

Я увел Кунью обратно в хижину под радостные крики жителей Ку-Пио-Су, где усадил ее на нары, а сам стал рядом на колени и начал растирать ее замерзшие ноги.

- Что ты делаешь, Уоми?! – всполошилась Кунья. – Это я, как твоя жена, должна растирать тебе ноги, а не ты мне!

В ответ я улыбнулся, взял ее маленькую ножку в свои руки и стал целовать на ней пальцы, еще холодные от снега. Несмотря на большую потерю крови, Кунья покраснела так, что, казалось, щеки ее готовы были вспыхнуть, обхватила мою голову руками, распахнула на себе шубку Гунды и опять прижала меня к груди, а сама зарылась лицом в мои волосы. Я не противился, я чувствовал запах запекшейся крови на ее теле, и жалость и любовь к Кунье, которой только что пришлось столько перенести, переполняли меня горячей волной.

Ная звонко смеялась, а Гунда смотрела на нас с мягкой улыбкой. Может быть, она вспоминала Суэго, моего отца? Я не знал его, но, по воспоминаниям настоящего Уоми, которые я унаследовал, он был хорошим, добрым человеком, и очень любил мою мать.

- Что, Уоми? – спросила она. – Так это и есть твоя девушка с Большой Воды?

- Да, мать. Я же говорил тебе, что она хорошая, а ты не верила. Теперь ты видишь, что я был прав?

- Да, теперь вижу. Кунья, живи у нас, пока вы с Уоми не сыграли свадьбу, и не построили себе новую хижину. Когда ты собираешься жениться, сын?

- Как можно скорее! Однако, сейчас зима, и нельзя копать землю, а без этого хижину не построить. Но мы с Дабу что-нибудь придумаем…

- Да. Я тебя понимаю, сын. А что скажет об этом Кунья?

- Я думаю так же, как Уоми!

- Уоми, а как же твой свадебный поход?

- Поход будет. Весной я поведу молодежь Ку-Пио-Су к Большой Воде.

- И оставишь жену дома?

- Нет, она пойдет со мной! Просто наша свадьба будет первой в этом походе…

* * *

Когда радость, охватившая всех после спасения Куньи, немного улеглась, я встал и сказал:

- А теперь – время отдавать долги. Пижму не место в Ку-Пио-Су! – и я сунул за пазуху свой кинжал, а в руку взял окровавленное копье, которым была ранена Кунья.

- Уоми, не убивай его! – робко попросила Кунья. – Все-таки, он мой дед!

- Я не убью, если он будет достаточно разумен! – и я шагнул за порог.

Жители поселка уже вернулись к кострам и продолжили веселый пир, шумно празднуя нашу победу над медведем и чудесное спасение Куньи – ее все в поселке любили.

Я подошел к крайнему костру, у которого сидели Карась, Сойон – лучший охотник Ку-Пио-Су, мужчина средних лет, бородатый и широкоплечий, а также слепой Ходжа и дед Аза, сел рядом с ними и положил на снег копье – снег окрасился в алый цвет. Они все дружно повернулись ко мне, даже Ходжа – на слух. Тогда я встал и поднял копье над головой. Все вокруг замолчали.

- Люди Ку-Пио-Су, - начал я. – Смотрите, это кровь Куньи, моей невесты. Пижму хотел убить ее, и она бы умерла, но Дабу ее спас. Эта кровь – не вода в реке, она не должна литься напрасно! Я – Уоми, сын Дабу, будущий муж Куньи, и у меня есть право мести за свою жену. Пижму, замышлявший вместе с Урхату убить меня, Пижму, укравший мой кинжал, Пижму, который ранил Кунью копьем – больше не старшина охотников. Пусть старики соберутся и выберут нового старшину, который будет защищать людей Ку-Пио-Су, а не убивать их. Я, Уоми, сын Дабу, сказал!

Воцарилось молчание. Люди робко переглядывались, толкали друг друга локтями и бросали на меня испуганные взгляды, но никто не возразил вслух.

- А теперь, - сказал я, - я, Уоми, сын Дабу, пойду в дом Пижму и отомщу за свою жену Кунью. Завтра Пижму не будет в Ку-Пио-Су.

Я повернулся и твердыми шагами направился к хижине Пижму. Все молчали, и только Карась негромко проговорил мне вслед:

- Будь осторожен, Уоми, там с ним Курбу!

Курбу, старший сын Пижму, был здоровенный мужик, тупой и бесчувственный, злой, как волк, и совершенно бесстрашный в драке и на охоте. Кунья рассказывала, что он всегда присоединялся к Пижму, когда тот оскорблял или бил своих домашних.