Computers - Как один день - 2. Я – Уоми

- Эх ты, - сказал я с издевкой. – Какой же ты мужчина! Кунья не кричала, когда ты резал и жег ее. Ты – дерьмо, и дерьмом умрешь.

Обломок кинжала начал медленно двигаться вверх, вспарывая колдуну живот. Дойдя до верха живота, кинжал наклонился, и быстрым движением снизу проткнул сердце. Одновременно я снял с Ойху обездвиживание. Внутренности тотчас вывалились из его вспоротого живота, хлынул поток крови, и, захрипев, колдун закрыл глаза и повалился на пол.

* * *

Кунья стояла рядом со мной, и почти равнодушно смотрела на труп Ойху, лежащий на полу.

- Ну вот, - вздохнула она. – Теперь уже не будет никого мучить, это самое главное. Что мы дальше сделаем?

- Я вывешу это тухлое мясо на дереве рядом с домом, как он вывесил тела юноши и девушки, помнишь, Йолду рассказывал? И пусть его едят чайки. Если желтолицым слугам Ойху это понравится, мы просто уйдем. А если нет – придется их тоже развесить на деревьях.

Труп колдуна исчез с пола «камеры пыток», а на вопросительный взгляд Куньи я сказал:

- Он занял свое место на дереве, легко и красиво! Утром его увидят.

- Милый, теперь Вита, да? Или отдохнешь до утра?

- Как можно отдыхать, если рядом мучается человек? Конечно, пойдем к ней.

Так как было уже почти темно, я поднял горящий факел, который выронил Ойху, и мы прошли в соседнюю «камеру», где нас ждала Вита.

Она по-прежнему висела на столбах, но взгляд ее был вполне осмысленным – боли она не чувствовала, и впервые за долгое время отдыхала от страданий.

- Ну, вот и все, Ойху больше нет, - весело сказала Кунья. – Теперь мы поможем тебе. – И она снова погладила Виту по ноге, до которой могла дотянуться.

- Спасибо за эту весть. Но мне это уже не поможет. Поэтому, если вы так добры – просто убейте меня, быстро и без мучений! Я буду очень вам благодарна!

- Вита, зачем ты так торопишься? – сказал я. – Потерпи еще немного, и ты увидишь, что будет.

Я поставил возле стены кушетку, и Вита мгновенно оказалась лежащей на ней, а ремни, которыми она была привязана, упали на пол.

- Ну вот, так лучше, правда? – улыбнулась Кунья, садясь на край кушетки и беря Виту за руку. Но та взглянула на свои изуродованные руки, и, наконец, зарыдала, продолжая повторять:

- Убейте, убейте! Пожалейте меня! Кому я нужна такая?

- Нам, - кратко ответил я. – Нам нужна.

Вита, удивленная этим ответом, перестала плакать, и только судорожно вздыхала.

- Зачем?

- Затем, что сейчас ты заснешь, а проснешься целой и невредимой. Спи!

Глаза ее закрылись, на лице появилось выражение покоя, и она стала ровно дышать.

- Ну, милая, - обратился я к Кунье, - я займусь Витой, а ты будь настороже. В случае чего стреляй, не раздумывая. – И я протянул ей «Глок-17», из которого она училась стрелять. – Помнишь, как обращаться?

Кунья молча выщелкнула магазин, убедившись, что пистолет заряжен, вставила его на место и передернула затвор, загоняя патрон в ствол.

- А есть еще магазины? – деловито спросила она.

- Запас патронов пополняется автоматически, по мере расходования, так что об этом не беспокойся. Да, вот еще, - и на пистолете появился глушитель. – Это, чтобы было не так громко. Попробуй!

Кунья направила пистолет в пол и выстрелила. Раздался негромкий хлопок, и от деревянного бруса в полу отскочила щепка.

- Отлично, милый, - сказала она. – Не волнуйся, я вас охраняю. Это на случай, если ты истощишь все силы, как тогда, когда спасал меня. – И она направила ствол пистолета на дверь.

Я, зная, что на нее вполне можно положиться, воткнул факел в стену, присел рядом с ней на кушетку, положил руку на грудь Виты и закрыл глаза. Сначала я восстановил ей пальцы на руках, потом – на ногах, потом – соски грудей, потом – кожу на всем теле, убрав ожоги и порезы, потом – органы малого таза, разорванные и обожженные снаружи и изнутри. Еще раз просмотрел весь организм, восполнил кровопотерю на сто процентов, и пришел к выводу, что все в порядке.

Когда я открыл глаза, в комнатке ничего не изменилось – Кунья все так же сидела рядом со мной, направив ствол пистолета в сторону двери, опираясь локтем правой руки о бедро, Вита все так же лежала на кушетке, закрыв глаза, но теперь ее тело было безупречно – я залюбовался им. Не хватало только волос на лобке – они сгорели, а я не знал, какого цвета они были, и поэтому не стал восстанавливать – отрастут сами… И тут я кое-что вспомнил, посмотрел на Кунью – у нее волос там тоже не было, и восстановил этот рыжеватый пушок, который так любил поглаживать ночью. Протянул руку и погладил. Кунья засмеялась:

- Вспомнил, наконец! А я все ждала, вспомнишь ты или нет?

Я потянулся к ней, обнял и поцеловал, и почувствовал, как у меня кружится голова. Кунья бросила на меня внимательный взгляд:

- Милый, тебе нужно отдохнуть, или ты сейчас упадешь! Поспи, я подежурю.

- А ты?

- Я выдержу, ведь я немножко спала по ночам, да и днем тоже, пока не было Ойху. Я привыкла. И ты меня хорошо накормил, так что не беспокойся, сил у меня хватит! Но сначала пробуди Виту, мы поговорим, пока ты будешь отдыхать. В случае чего, я тебя сразу разбужу.

У меня хватило сил создать вторую кушетку и поставить защиту вокруг комнатки, где мы были, после чего я упал на кушетку и провалился в сон. Но перед тем я все же создал столик с казаном плова, берестяное ведерко с водой и две ложки, вспомнив, что Вита, наверное, давно ничего не ела.

* * *

Когда я открыл глаза, в комнатке уже светало – сквозь щели в стенах струился бледный сероватый свет занимающегося дня, а большой казан с пловом был наполовину пуст. Вита лежала на кушетке и спала, Кунья сидела рядом, все так же с пистолетом в руке, и внимательно смотрела на дверь.

Увидев, что я проснулся, она поднесла палец к губам и кивнула в направлении двери. Там явно кто-то был – слышалось тяжелое дыхание и скрип пола. Я потряс головой, прогоняя сон, стал невидимым и переместился за дверь. Там стояли двое желтолицых, один большой и толстый, а второй – маленький, и прислушивались. Разговаривали они, конечно, на своем языке, но я его понимал, как и все языки этого мира.

- Где же хозяин? – сказал толстый. – Дверь закрыта!

- Узун, его еще с вечера нет, не зря Нинда велела нам его найти.

- Вторая комната пуста, эта сучка, жена Уоми, куда-то подевалась.

- Может, Ойху ее выпустил?

- Ну да, выпустит он! Только мертвую…

- Я думаю, она колдунья. Видел бы ты, как хозяин ее в первый день отделал! Не хуже, чем Виту. А утром – хоть бы что, как новенькая! И какая терпеливая! Ни звука не слышно было.

- Может, хозяин отрезал ей язык?

- Нет, когда он уходил, я слышал, она его ругала вонючим козлом, и говорила, что вот придет Уоми и ему покажет!

- А он что?

- А он смеялся.

Я стал видимым, и, стоя у них за спиной, спросил: