Валерий Красников - Божественное вмешательство

— Бренн Алатал, прими от нас Священный Торквес (шейная гривна — у галлов знак достоинства мужчин-вождей). Мы признаем тебя своим вождем и клянемся быть всегда рядом и в беде и в радости. — Протягивает мне этот ошейник, а я от такой речи, едва смех сдерживаю. Особенно, «быть всегда рядом в беде и радости» — тронуло. Стараюсь изо всех сил держать на лице скорбно-торжественное выражение. Принимаю дар. Надеваю на шею. «Ох, ни фига же себе! Под килограмм цацка! Неудобно, однако», — думаю и отвечаю ожидающим воинам:

— Это большая честь для меня — ваше доверие и верность, — всадники засвистели и тут же потянулись к флягам с вином.

Обмыли, как я понял мое посвящение, так сказать в узком кругу. Наверняка с торквесом этим Хундила подсуетился. Едем дальше.

Проезжаем мимо спящих прямо на земле воинов. А солнце ведь давно встало. Спят, поди, потому, что пьяные. Те, кто слоняется между телегами, на нас не обращают никакого внимания.

И стало мне грустно: с такой дисциплиной хорошо не повоюешь. Вспомнилась манипула второго легиона Этрурии. И что предпринять, как внедрить в это человеческое стадо дисциплину, я пока не знаю.

Протяжный вой карникса (длинный духовой инструмент у галлов) и скрип открывающихся ворот подействовали на округу, как палка шаловливого мальчугана, воткнутая в муравейник.

Из оппидума выехали около сотни всадников. На копьях знаменосцев вились штандарты. Пока я не мог рассмотреть, что на них изображено, но был уверен, что нас заметили и теперь встречают Алаш и Сколан.

Я ожидал каких-то слов приветствия, но, наверное, так не принято: и Алаш и Сколан лишь слегка поклонились и мы молча направились к воротам.

Стараюсь незаметно рассмотреть дружинников вождей. Ничего особенного. Лишь один под два метра ростом с седыми длинными усами, обритый наголо, что наш казак, но без оселедца, с голым торсом и массивным торквесом на шее — только он обратил на себя внимание. Заметив мой взгляд, великан подъехал ближе.

— Артоген (сын медведя), — он назвал мне свое имя так просто, как мы говорим «здравствуйте» соседке, вынося из дома мусор.

— Алатал, — ответил я с тем же безразличием. — Галл улыбнулся и, дав коню шенкелей, ускакал вперед.

— Это вождь сенонов (кельтское племя — первые галлы, пришедшие в долину По), — услышал я из-за спины голос Вуделя, хорошо, что он с нами. Воин он сильный и дружина его дика и отважна. — Я придержал Чудо, сравнялся с Вуделем.

— Посмотри вокруг. Это разве армия?

— Тут, вокруг, много крестьян, пожелавших рабов и золота. За раба нынче получить можно двадцать коров. Один удачный поход и жизнь бедняка может измениться к лучшему.

То, что крестьяне, по крайней мере, неплохо бьют из лука, я уже убедился. Вот только есть ли у них луки?

— Вудель, — окликнул я, решившего, что разговор окончен чуть приотставшего компаньона.

— Да, бренн?

— Кто ими командует?

— Пока никто. Сами выберут себе предводителя.

— Послушай меня внимательно. Завтра выступаем. Посмотри вокруг. Я не хочу, что бы нас сопровождал этот запах, что бы армия походила на сброд. Завтра они передерутся за еду или учинят обиду инсубрам.

Возьми из дружины, кого сочтешь нужным. Собери это стадо, разбей на десятки, назначь старших. Каждый десяток должен ночевать у одного костра. Пусть уберут лагерь. За лагерем сделают себе отхожее место. Ты запоминаешь?

— Да, бренн.

— Все у кого есть луки, собирай вместе. Расскажешь, потом, чем вооружены остальные. Давай, действуй.

— Да, бренн. — Вудель отъехал, кому-то свистнул и с четырьмя дружинниками покинул нашу кавалькаду. — Мне как-то сразу стало спокойнее. «Не стоит сразу паниковать, нужно думать, принимать решение и поручать. Хорошо бы еще научиться спрашивать с тех, кто не выполнил поручение. Эх…».

За воротами городок ничем не отличается от деревни Гвенвилл, но только свиньи тут шатаются прямо по улице. И улица когда-то деревянная, сейчас покрыта толстым слоем грязи и дерьма.

На огромном подворье у домины Алаша — та же картина. Спешиваюсь и передаю Чудо, услужливо подскочившему конюху. Внимательно смотрю под ноги, что бы не вступить во что-нибудь.

Осматриваюсь. Кроме меня никто не озабочен трудностями передвижения пешком. Входим в дом, понимаю — действительно не важно, что с собой принес на сапогах со двора.

Огромный зал с деревянными колонами, столы и лавки у них, персон на двести. Слуги уже что-то подают.

Сколан, подталкивая меня под локоток, ведет к почетному месту.

Алаш уже там, кричит на слугу. Тот машет кому-то руками. На зов прибегают молодцы и утаскивают лавку. Вернулись они с огромными стульями. У каждого — высоченная спинка.

Дворовые приставили этих «монстров» к столу. Всего пять таких стульев. Присаживаемся. Справа от меня Алаш и Артоген, слева — Сколан и не знакомый мне галл, почти мальчик — ему не больше четырнадцати. Может, его сын?

Сидим напротив входа. Зал — как на ладони. Больше сотни гостей уже за столом, но дверь хлопает ежеминутно. Столы наполняются деревянными, глиняными и бронзовыми подносами с огромными кусками вареного мяса, и рыбы.

Перед нами на стол слуги поставили бронзовые жаровни с углями и сковородами на них. В сковородах дожариваются аппетитные куски мяса. Хлебные лепешки кладут прямо на стол вместе с сушеной рыбой. Едва на столах появились кувшины с вином и пивом (корма), как Алаш пробасил мне в ухо:

— Бренн, начинайте. — Я такой подставы не ожидал: «Как начинать! Что я должен сказать или сделать? Только не паниковать. Сейчас начну… Пить — нет, не налито. Есть — вроде тоже не подходит. Может, что-нибудь сказать нужно? Что в таких случаях уместно?», — поднимаюсь, бросая взгляд на Алаша, вроде все правильно начал. Стало очень тихо: «Завтра нас ждет слава, а сегодня восславим Богов», — вот про Богов само вырвалось, хотел сказать есть, пить, гулять. Но народу понравилось: гости кричат что-то неразборчиво.

Замечаю, что открывается дверь. Двое молодцов кого-то тащут. Прошли мимо столов, остановились перед нами и сноровисто сносят мечем бедолаге голову. Я залпом опрокидываю услужливо наполненный кубок, сажусь.

Сел от того, что ноги в коленях задрожали и будто кулаком в живот, кто-то выбил из меня весь воздух.

«Хорошо сказано», — кричит Сколан.

Галлы снимают с поясов маленькие ножички и срезают с огромных кусков жареной свинины в изобилии имеющихсяся на столе, мясо. Снимаю свой, держу в руке и ничего не могу сделать.

Не в силах отвести взгляд от обезглавленного трупа, на автомате накалываю стейк на сковороде, чувствую — не полезет. Опрокидываю еще один кубок. Глаза съезжают на переносицу, все происходящее вокруг становится безразличным. Какое-то время я вообще не мог концентрироваться. За то ел с аппетитом и больше ничего не пил.