Валерий Красников - Божественное вмешательство

— Ты все верно сделал. Зови к столу Бритомария. Я не стану его корить и найду способ утешить его. Еще найди декуриона Сервия и пригласи его присоединиться к нам. — Наверное, Вуделю самому не терпелось поскорее сесть за стол, ломившийся от еды и вина. Стараясь выглядеть величественно, Вудель степенно отправился к выходу, но по мере приближения к распахнутым настежь дубовым дверям, ноги его двигались все быстрее и быстрее. Впрочем, внимания на него уже никто не обращал. Пирр поднял кубок и заговорил.

Понтий не успел перевести его речь. Взгляды присутствующих обратились на меня, и когда Пирр закончил, поднялся невероятный шум: «Сэ эфхаристо!», — кричали люди, поднимая кубки. То же самое произнес и Пирр, приветствуя меня. Наконец, Понтий снизошел объяснить, что все они благодарят меня. Я поднялся, слегка поклонился и с удовольствием осушил свою чашу.

Вскоре к нам присоединились Вудель, Бритомарий, Сервий и еще два десятка воинов достойных такого общества, которых в свою очередь они пригласили по своей инициативе. Нахмуренный Бритомарий не долго оставался таким. После парочки выпитых кубков он веселился, как и все. А я подсев поближе к Понтию, решил не упускать время и учить язык Пирра.

И надо заметить, что язык греков мне не показался сложным: Господин — кирие, пить — пино, хлеб — псоми, еда — фагито, резать — ково, соль — алати. Понтий называл греческие названия всего, что обращало на себя мое внимание.

Пирр в очередной раз поднялся и крикнул: «Сига!». Понтий шепнул мне: «Тихо! Царь требует тишины». «Ксипнистэ мэ!» — Потребовал царь Эпира и сел, ожидая чего-то от присутствующих (Пирр сказал: «Разбудите меня!»). Я ожидал от Понтия перевода, но требование Пирра, похоже, его самого заинтриговало. В глазах Понтия засветился интерес и я понял, что юноше сейчас не до меня.

Наблюдая за Пирром и Понтием, я не сразу заметил прекрасную девушку, чье появление вызвало бурю аплодисментов. Босая, одетая только в короткую тунику, юная нимфа подобрала ее края, чтобы взобраться на стол, обнажив при этом самое сокровенное. Поднеся флейту к губам, покачивая бедрами в такт незатейливой мелодии, она направилась к нам, сопровождаемая жадными взглядами подвыпивших сотрапезников.

Остановившись напротив Пирра, она прогнулась, позволив нам увидеть розовые лепестки, выступающие за короткие кудряшки черным треугольником обозначившие ее лоно. Пирр резко выплеснул содержимое из своей чаши, облив влагалище гетеры. От неожиданности, я вздрогнул, и слава Богам, что публика, увлеченно наблюдающая за процессом, не обратила на меня внимания. Девушка повернулась к гостям и показала края туники, оставшиеся чистыми. Гости рукоплескали самодовольно скалящемуся Пирру.

Девушка снова заиграла, выгибаясь в дугу теперь напротив меня. Конечно же, я не смог выплеснуть содержимое своей чаши так точно, как это сделал Пирр. Хоть и очень старался. Мое движение не получилось столь стремительным и по большей мере вино пролилось на внутреннюю сторону бедра девушки. Тем не менее, туника осталась незапятнанной, и гости наградили аплодисментами и меня.

Позже я узнал, что мы играли в коттаб. А сейчас, не скрою, прелестные формы гетеры, ее непосредственность и выставленные на показ гениталии, смоченные сладким вином, пробудили мое воображение и вызвали неукротимое желание.

Пирр схватил гетеру за руку и повалил на стол. Нисколько не смущаясь присутствия других мужчин, он с гордостью продемонстрировал вздыбившийся член и под дружное гиканье и одобрительные крики, раздвинув девушке ноги, набросился на нее.

Я вижу слезы в ее глазах и закушенную нижнюю губу, чувствую, наверное, жалость к ней и отвращение к здешним нравам, уже не помышляя о женщине, ищу взглядом Сервия.

Декурион похотливым взглядом следит за другими девушками, вбегающими в зал. Едва успеваю схватить его за предплечье. Горячий умбриец уже наметил жертву и подобно горному орлу вот-вот начнет преследовать одну из бегущих гетер.

— Постой Сервий. Сейчас не время для утех. Пока до нас никому нет дела, выслушай меня. — Он глубоко вздохнул, но все же нашел в себе силы подчиниться.

— Я весь во внимании, бренн, — отвечает, все еще поглядывая на загорающуюся огнями страсти вакханалию.

— Пойдем на воздух. Нам не мешает отвлечься. Ведь ты знаешь, что мстительный Бритомарий напал на легионы Мариуса Мастамы.

— Да бренн, и сделал он это по твоему приказу, — говорит с укором, смотрит снисходительно. Выходим на улицу, но и тут праздник в разгаре. Став за телегу, чудом свободную от совокупляющихся греков или лукан, я отвечаю, не скрывая раздражения:

— Я приказал ему атаковать тусков, если они предпримут атаку на Пирра или его воинов!

— Не злись, бренн, я понимаю это, а поймут ли так твой приказ другие, известно только Богам. Ведь ты приказал Бритомарию атаковать, если туски выйдут из лагеря. Он так и сделал.

— Если ты понимаешь, то догони Мариуса и объясни, как все было. Я не хочу стать врагом Этрурии!

— Мне отправляться прямо сейчас? — Бросает полный тоски взгляд то на одну, то на другую совокупляющуюся парочку, — Прямо сейчас?

— Да Сервий. И если ты сможешь уладить это дело, то обещаю тебе столько женщин, что после того, как ты справишься с ними, по крайней мере, на некоторое время к этому занятию потеряешь интерес наверняка.

— Я научился терпеть. И не сомневайся, все сделаю. Думаю, Мастама итак все понял. Ведь вы с ним друзья?

— Мы были друзьями. Это так. Надеюсь, останемся ими. — Не знаю, что еще можно сказать Сервию на дорожку, но сам я, почему-то себе не верю.

Почти неделю я провел в обществе Пирра и, к сожалению, впечатления о нем изменились не в лучшую сторону. Эпирский царь не утруждал себя размышлениями, но искренне мнил себя великим. Напившись вина, он снова и снова заводил разговор об Александре Великом только для того, что бы кто-нибудь из его придворных начал с подобострастием вещать, что сам Эпирский Пирр из всех царей и диадохов, единственный похож на Александра!

Потеряв в столкновении с тяжелой кавалерией галлов фессалийскую конницу, он за все время нашего знакомства так и не поинтересовался, каким образом одержана победа, за счет какого преимущества? На мои вопросы, тем не менее, он отвечал с удовольствием, вспоминая славные победы, смакуя воспоминания с огромным удовольствием.

Однажды он мне сказал: «Вы галлы воюете либо за свои жизни, либо за золото. Но ни то ни другое еще никого не сделало известным среди всех народов. И через сто лет никто не вспомнит имен живших когда то и пировавших на золоте».

С другой стороны мне без труда удалось склонить его к действиям, которые я, в свою очередь тщательно планировал. Пирр счел разумным подождать вестей из Этрурии, а что бы ожидание не было праздным, он согласился укрепить греческие полисы так, как он это сделал в Таренте. Понтий по нашему плану согласился играть роль угрозы для несговорчивых греков. И надо заметить, что луканы всегда воспринимались греками, жившими на юге Италии именно так.