И Намор - В третью стражу

«Перескок [219] хват — Положение руки на кие; мост — Положение кисти, на которую опирается при ударе кий; Перескок — удар, при котором биток сначала перескакивает через маскирующий прицельный шар, а потом ударяет по очередному прицельному шару. , и какой!»

— Свой!

— Это следует обмыть! — Радостно хохочет Виктор, которому «достался» вид сзади на взбирающуюся на стол — иначе было не дотянуться до битка — «госпожу болгарскую баронессу». Потрясающий, следует отметить, вид. Особенно в мужских брюках.

— Ты прелесть, Кисси! — Олег поклонился ей и спросил с притворным придыханием:

— Не желаете ли выпить, мадам?!

А в половине первого — или это было уже начало второго? — она увидела саламандру. Огненная ящерка выскочила из гудевшего от жара пекла между вовсю полыхающими поленьями и, устроившись на медленно прогорающей обугленной деревяшке, стала нежиться среди белых, желтых и оранжевых язычков пламени, пробегавших прямо по ней.

— Смотри, — сказала Таня, оборачиваясь к Степану. — Ящерка.

— Саламандра. — Кивнул он. — Совсем как в рассказе Бенвенуто Челлини.

— Челлини… — Напряглась Татьяна, но кроме какого-то исторического романа, даже не читанного, а всего лишь пролистанного в юности, ничего не вспомнила.

«Асканио [220] Герой одноименного романа Александра Дюма, в котором среди прочих действующих лиц появляется и Бенвенуто Челлини. ? Так что ли?»

— Он был скульптор, ювелир и уличный боец, — пришел ей на помощь Степан, заодно удержав Таню от падения.

Почему ее вдруг качнуло, она не знала, да, честно говоря, и не хотела знать. Ей было удивительно хорошо, и портить замечательное настроение из-за всяких глупостей было жаль, и более того…

— Челлини рассказывал, — Степан не то чтобы удерживал ее от падения, она практически лежала теперь на его руке, — что в детстве он увидел саламандру в огне очага, и отец дал ему затрещину, чтобы он никогда не забывал об этом замечательном событии.

— Гм. — Сказала Таня, обнаружив, что ящерка исчезла, растворившись в огне. — Пожалуй… мне будет трудно взобраться по лестнице.

— Не проблема! — Степан одним движением — резко и совершенно неожиданно для Татьяны — подхватил ее на руки и с силой выдохнул воздух: — Вес взят!

— Браво! — Рассмеялась она, чувствуя себя совершенно замечательно в его крепких руках. — Вперед, баронет. Докажите, что…

— Что именно? — Спросил он, поднимаясь по лестнице. Его пошатывало — это факт, но он шел, а Таня и думать не думала о возможности падения. Ее голова была занята другим. Там в теплой и сладкой розовой полумгле плавали тяжелые рыбы желания, такие горячие, что и без того теплые, как в тропиках, воды начинали кипеть и испаряться.

— Что? — Переспросила она, вынырнув на мгновение из своего «внутреннего мира».

— Ты сказала, я должен доказать… — Он дышал тяжело, но шел по-прежнему быстро. — Что я должен доказать?

— Не знаю… — Наверное, ей следовало смутиться, но жар, охвативший ее тело, заставлял кипеть кровь и не оставлял места ни для каких других эмоций.

— Ну вот вы и дома, моя госпожа.

А Таня и не заметила, когда и как оказалась снова в своей комнате. При том она уже не возлежала на руках Степана, а стояла — хоть и не очень уверенно — на своих собственных ногах и смотрела на своего vis-a-vis [221] Друг против друга (фр.) — напротив, друг против друга; тот, кто находится напротив. . А в глазах Степана…

«Но ведь не воспользовался… джентльмен!» — Но в этой мысли неожиданным образом присутствовало не только восхищение галантным денди лондонским, но и раздражение: «Ну почему мы все должны делать сами?!»

Она отступила на шаг назад, поводя взглядом из стороны в сторону — то ли разыскивая сигареты, то ли недоумевая, куда это ее вдруг занесло — потом еще на шаг, и повернула вправо — два шага, шаг — и влево…

— Что? — Спросил Степан, глядевший в ее глаза, как загипнотизированный, и, как завороженный, следовавший за Татьяной без ясного понимания, зачем он это делает. — Ты в порядке?

— Тссс! — Ответила Татьяна, обнаружив, что ее «танец» удался.

— Я…

— Молчи! — Она толкнула его в грудь, и толчок этот был не таким уж сильным, но зато такого рода, что ни один мужчина не мог — просто не имел права — устоять на ногах. Не устоял и Матвеев, «бездумно» и «беспомощно» упав навзничь, тем более что за спиной его по точному расчету Татьяны — пьяной, но не потерявшей еще разумения — находилась ее собственная кровать.

— Партия! — Кий полетел на стол. При этом Кайзерину отчетливо качнуло, но она устояла на ногах, улыбнулась победно, цапнула со стойки бара, куда привели ее начавшие вдруг заплетаться ноги, рюмку с киршвассером — даже не заметив, что это не ее рюмка — опрокинула ее над жадно раскрывшимся ртом и обернулась к Басту, едва снова не потеряв равновесия.

— Партия, милостивые государи! — Сказала она по-русски и загадочно улыбнулась. В тени ее длинных густых ресниц клубился колдовской зеленый туман.

— Партия, милостивые государи!

— Есть такая партия! — Шутливо поклонился героине вечера Виктор, и шутка его неожиданно показалась Олегу до того смешной, что он только что не заржал, как боевой конь. Но, тем не менее, он засмеялся и от того, быть может, пропустил момент, когда рыжая «Лорелея» [222] Обитающая на Рейне нимфа, которая своими песнями увлекает корабли на скалы. неожиданно для всех — то есть, для себя в первую очередь — начала падать лицом вниз.

Впрочем, упасть он ей, разумеется, не позволил, перехватив на траектории падения и тут же подхватив на руки, так как женщина не просто так упала — она была без сознания. И вот что интересно. Как ни был пьян Олег, он отметил — разумеется, совершенно мимолетно — что стоило ей закрыть глаза, как чудо пропало, уступив место прозе жизни: на руках у него оказалась отнюдь не богиня или волшебница, а просто чертовски красивая и — что правда, то правда — смертельно пьяная молодая женщина.

— Э… — Сказал Виктор, не успевший понять, так как что-то пропустил, что тут произошло и как. И почему, ради бога, Ольга очутилась вдруг на руках у Олега.

— Свалилась…

— А! И?

— Не знаю, — пожал плечами Олег. — Наверное, следует отнести ее в постель.

— Да, пожалуй. — Согласился Виктор и, отвернувшись, начал что-то разыскивать среди выставленных в баре бутылок.

Олег постоял секунду, пытаясь поймать ускользающую мысль. Ему казалось, что это что-то важное, и однако, сосредоточиться оказалось практически невозможно, и, пожав плечами, Олег пошел прочь, унося доверчиво прижавшуюся к его груди женщину. А Ольга, и в самом деле, расслабилась и ровно дышала, посапывая и выдыхая теплый, насыщенный алкоголем воздух куда-то ему под нижнюю челюсть.