Руслан Мельников - Орден: Тевтонский крест. Тайный рыцарь. Крестовый дранг [сборник, litres]

Пруссы молча расступились перед ними. Китаец-Кривайто и взятые им под опеку святотатцы беспрепятственно прошли мимо. На заросших бородами лицах читалось недоумение. Однако уверенное поведение главного жреца Священного леса показывало, что эти иноверцы по какой-то неведомой простым смертным причине угодны местным богам, а следовательно, никакого греха на них нет.

Впереди важно шествовал Сыма Цзян со своим боевым посохом. Рядом следовал Бурцев. Аделаида опасливо держалась на расстоянии от языческого первосвященника. Девушку сопровождал фон Берберг. Немец вел в поводу коня. Меч (оружие пруссы ему вернули) лежал в ножнах. Кинжал-мизерикордия – тоже. Однако правая рука вестфальца по-прежнему не отрывалась от нагрудного ковчежца.

Каменные глыбы ритуального Круга Смерти остались позади. Ветер недовольно шумел над головами в голых ветвях. Преследовать их не стали. Ни люди Глянды, ни хранители Священного леса. Только дядька Адам со своей ватагой пристроился возле Бурцева.

– Вацлав, на каком языке ты разговаривал с Кривайто? – тихо поинтересовался предводитель лучников. – На татарском, что ли?

Длительное общение со степными воинами во Взгужевеже не прошло даром: смышленый пруссак безошибочно распознал речь степняков.

– Да, – коротко ответил Бурцев. – На татарском.

– Тогда кто же этот барзгул?

Лгать не имело смысла.

– Это не барзгул, дядька Адам. Это обычный человек. Раньше он был советником у Кхайду-хана. А сам родом из Китая. Страна такая, далеко-далеко на востоке.

– Так, выходит, вас взял под защиту вовсе не угодный нашим богам Кривайто, а самозванец и такой же иноверец, как и вы?

– Выходит так, дядька Адам. Ты жаждешь возмездия за наше вторжение в ваш Священный лес?

Прусс печально покачал головой:

– Уже не Священный. Давно уже… Вы невиновны, пан Вацлав. Эта земля осквернена до вас, – он кивнул на китайца. – Но и этого старика я тоже обвинять не могу. Он прошел мимо Брутена и Видевута не по доброй воле. Его по недомыслию привели сюда вайделоты. Сами! Жаль… Еще одним лесом для наших богов стало меньше. Плохой то знак. Чует мое сердце – быть беде!

Дальше дядька Адам шел хмуро и молча.

На душе у Бурцева тоже скребли кошки. Но не от сочувствия к чужим богам – нет. Пусть уж здешние боги как-нибудь разбираются со своими проблемами сами. И без них есть от чего болеть голове. У него, по крайней мере, точно есть.

Глянув мельком назад, Бурцев заметил: напуганная Аделаида жмется к фон Бербергу. Ну, так и льнет, так и льнет девчонка! Его законная супруга, малопольская княжна Агделайда Краковская ищет защиты не у мужа, а у проезжего немчуры, который не сегодня – завтра наденет тевтонский плащ. Жуть! У-жас! Хотя… Хотя, наверное, сейчас в ее глазах – в глазах доброй католички – вовсе не вестфалец со святыми мощами на груди, а как раз Бурцев выглядит преужасно. Еще бы! Так запросто найти общий язык с главным жрецом богопротивных идолопоклонников! Тут поневоле прижмешься к крепкому и насквозь христианскому германскому плечу. Скверно начиналось знакомство с фон Бербергом, ох скверно.

Две навьюченные лошади, одна оседланная и один человек на ней – высокий, худой, постнолицый, рыбоглазый какой-то – встретили их возле каменных истуканов на границе Священного леса. Всадник сидел в седле прямо, словно нанизанный на копье, и настороженно держал руку на седельной сумке. Воров боится, что ли?

Легкая каска, короткая кольчуга, простенький плащ, небольшой меч, маленький круглый щит, серебряные шпоры… О статусе незнакомца гадать не пришлось. Как и подобает рыцарскому оруженосцу, помимо всего прочего, он вез запасной щит своего господина. Герб все тот же: золотой медведь на белом поле. Ясно, в общем, что за птица и кому она служит.

Жердеобразный всадник расслабился, едва они вышли из Священного леса. Видимо, утомленные кони с тяжелой поклажей не могли поспеть за защитником сирых и убогих фон Бербергом, так что слуга вестфальца остался охранять рыцарское добро. Оно, пожалуй, и к лучшему: еще одним святотатцем больше не стало.

– Фриц! – заорал Фридрих фон Берберг.

Надо же, тоже Фриц! Эти двое, оказывается, тезки…

Оруженосец, бросив вьючных лошадей, поскакал к господину. Гарманцы негромко перекинулись парой фраз на родном языке.

Бурцев разобрал лишь берберговское «гуд». Ну, конечно, почему бы и нет? Окропил языческое капище кровью идолопоклонников – «гуд». Выбрался живым из опасного леса – «гуд». Запал в сердце чужой жене – «зер гуд»!

Рыцарь повернулся к Аделаиде и вновь заговорил по-польски:

– Дальше вам ехать опасно, прекрасная Агделайда. Мой оруженосец говорит, что неподалеку идет битва: большой отряд рыцарей ордена Святой Марии штурмует селение язычников.

– Пся крев! – Бурцев выругался на польский манер. – Там же, кроме моих ребят, и сражаться-то некому! Вайделоты согнали в лес всех мужиков! За тыном только бабы с детишками остались.

Дядька Адам все понял с полуслова.

– Луки к бою! – распорядился он. – Богдан – бегом к дубу. Расскажешь там, что случилось, и веди подмогу.

Молодой стрелок из волчьешкурой ватаги помчался обратно в Священный лес.

Пруссы нагнали их уже возле самого селения. Запыхавшиеся, плохонько вооруженные мужики рвались в бой. Вот только вайделотов среди них не было. Видимо, жрецы машут посохами, лишь обороняя святые места или выясняя отношения между собой. Во всех остальных случаях – молятся. Что ж, очень жаль. Сейчас на счету была каждая пара рук. Хорошо хоть Сыма Цзян здесь, с ними. Одно присутствие Кривайто способно вдохновить пруссов на подвиги. Впрочем, когда гибнут дети и жены, дополнительного стимула для пробуждения боевой ярости не требуется. А прусские бабы и ребятишки, действительно, гибли.

Ворота лесного поселения были заперты. И правильно – открывать их сейчас, в царящем вокруг хаосе – полнейшее безрассудство. Эх, окажись за защитной оградой вся татаро-монгольско-новгородская дружина Бурцева, отбить атаку тевтонов не составило бы труда. Но из-за недостатка места пришлым русичам и кочевникам-степнякам пришлось селиться под тыном, и в момент нападения они оказались за пределами частокола. Сейчас это выходило боком. И гостям, и хозяевам Гляндова городища.

Пока новгородцы и степняки рубились с рыцарями у запертых ворот, тевтонские кнехты обошли укрепления с тыла, топорами повалили несколько бревен частокола и ворвались внутрь. В поселке началась резня.

Прусские мужики, видя такое, с дикими воплями ринулись к пролому. Стрелки дядьки Адама заняли позицию неподалеку. Добрые рыцарские доспехи стрелы волчьешкурых лучников пробивали не ахти как, а вот кнехтов в черных одеждах валили славно. Брони у тех были послабее – кожаные рубахи, толстые стеганые куртки, нагрудные стальные бляхи с «Т»-образными крестами, да широкополые каски-шапели, похожие на железные панамы. К тому же и выцеливать чернодоспешную пехоту оказалось проще. В отличие от рыцарей, смешавшихся в плотной рукопашной схватке с новгородцами и кочевниками, кнехты бегали по опустевшему селению меж хижин и землянок в поисках прячущихся женщин и детей и сами подставлялись под стрелы.