Руслан Мельников - Орден: Тевтонский крест. Тайный рыцарь. Крестовый дранг [сборник, litres]

Фон Берберг боксировал неплохо. Оцарапал стальной перчаткой ухо и скулу. Слава богу – задел скользящими ударами. Но при этом сам неосмотрительно открылся. Подставил при замахе разодранную шпорой щеку. И Бурцев решил не церемониться.

Резкий сильный тычок… Он дотянулся. Немец взревел. Машинально прикрыл лицо руками. Развел локти. И вот туда-то… Апперкот в перчатке-кастете – это вам не хухры-мухры! Мозги ведь – они не приклепаны изнутри к черепушке намертво. Плавают мозги-то в плотном киселе. И от такого удара взболтнулись капитально. Шмякнулись о черепную коробку. Взбаламутились потревоженным студнем.

Оглушенный противник грохнулся наземь. И не встал. Наверное, бравый вестфалец даже не успел пожалеть о том, что так поспешно снял свое ведро с рогами.

Кстати, о рогах…

Бурцев огляделся. Сначала – самое главное. Он сорвал со шлема ленту Аделаиды, сжал трофей в кулаке. А теперь что? Бой-то вроде бы у них с фон Бербергом велся насмерть. А меч и кинжал поверженного врага – вот они: бери – не хочу. Бери и добивай… Блин, по-дурацки как-то все выходит. Не резать же, в самом деле, нокаутированного мерзавца.

Он промедлил. И подоспели «рефери». Копья кнехтов оттеснили Бурцева от места схватки. Возмущенный старший герольд брызгал слюной и что-то орал ему прямо в лицо. Пыхтела недовольная толпа. Препирались на трибунах друг с другом тевтонский и ливонский ландмейстеры. Хлопал глазами, отвесив челюсть до пупа, такой, как казалось до сих пор, невозмутимый Вильгельм Моденский. А Аделаида? Королева турнира демонстративно отвернулась от мужа.

Все? Сиюминутный порыв чувств угас? Стих надрывный крик княжны, и Васька Бурцев снова в опале. А он-то думал, он-то рассчитывал… Нет, милая супруга вернулась к нему ненадолго.

Бурцев усмехнулся. Все, короче, с вами со всеми ясно, дамы и господа… Не по правилам одержанная победа, так? Драка благородных воинов на кулачках посреди ристалища противоречит кодексу рыцарской чести. С мечом и кинжалом на безоружного – не противоречит, а в морду обидчику, значит, противоречит? Он еще раз взглянул на стройную спинку княжны. Воротите нос, ваше высочество? Ну-ну…

Да идите вы все. Он тоже отвернулся от лож знати. Коня вот только жаль. Хороший был конь, хоть и тевтонский. И меч… как без меча-то теперь? Но разве как победителю ему не полагается имущество побежденного?

Бурцев шагнул к жеребцу фон Берберга.

Сразу три кнехта уперли ему в грудь свои копья. Не тупыми древками – боевыми наконечниками.

– Найн! – выхаркнул новую порцию слюны старший герольд.

Так, выходит, поединок не засчитан?

– Взять его! – приказал по-немецки Дитрих фон Грюнинген. – Сорвать рыцарские шпоры.

Еще два копейных наконечника уткнулись в спину. И что теперь? Драться? Раскидать кнехтов? Сломать шею герольду? Набить морды магистрам-ландмейстерам? Погибнуть с честью в неравном бою? А толку-то, если Аделаида по-прежнему стоит отвернувшись. Словно стыдится своей недавней слабости, крика своего, спасшего ему жизнь, стыдится… Стоит дочь Лешко Белого неприступная вся такая, холодная. Снежная, блин, королева!

– Пусть уходит!

Нежданно-негаданно за него все же вступились. Герман фон Балке! Тевтон ухмылялся, глядя на поверженного фаворита своего соперника из Ливонии, и милостиво кивал победителю. Бурцев тоже невесело усмехнулся. Кажется, он поневоле доставил радость этому орденскому бонзе.

– Не отпускать его! – взъярился фон Грюнинген.

– Ступай с миром, тайный рыцарь, – повысил голос фон Балке.

Кнехты смешались, заколебались. Это были кульмские вояки, подчиняющиеся местному комтуру, а тот в свою очередь выполнял приказы ландмейстера Германа фон Балке. Но и ливонец уж больно грозно сверкал очами. Старший герольд в растерянности взглянул на папского легата.

– Приведите в чувство рыцаря из Вестфалии, – хмуро распорядился епископ Вильгельм, – и побыстрее.

Кажется, другой поединщик посланца Рима не интересовал вовсе. Копейщики отошли. Бурцев пешком направился к поваленной ограде. Народ за оградой недовольно бухтел. Ох, расступись, люди, хуже ведь будет.

Люди расступились.

– Хэр риттер [67] Рыцарь ( нем .). ! Пан тайный рыцарь! Хэр! Господин!

Бурцев обернулся. Да, звали именно его. Смешной толстячок – слуга и оруженосец влюбленного мальчишки с берегов Рейна – того самого «херувима», пострадавшего от копья фон Берберга в бою за даму сердца – семенил сзади и неуверенно вскрикивал то по-немецки, то по-польски.

– В чем дело?

Бурцев заговорил на польском, и его собеседник тоже, наконец, определился с выбором языка:

– Меня зовут Ясь, – почтительно сказал оруженосец. – Мой молодой господин, благороднейший Вольфган фон Барнхельм приказал мне пригласить к нашему скромному столу того рыцаря, который побьет на ристалище Фридриха фон Берберга из Вестфальских земель. Если вы согласны разделить с ним трапезу, то покорнейше прошу следовать за мной. Мы остановились неподалеку.

– Твой господин уже способен принимать гостей? – усмехнулся Бурцев. – После поединка он выглядел… гм… не очень бодро.

– Мой господин быстро оправляется от ран. К тому же, по Божьему провидению, копье фон Берберга нанесло хоть и глубокую, но на удивление небольшую рану. И не опасную к тому же. Кость не повреждена, а раненое плечо уже промыто целебными бальзамами и перевязано. Ну и… славное рейнское вино поставит на ноги кого угодно.

Ясь лукаво подмигнул.

Вино?! Бурцев хмыкнул. Уж не этого ли ему сейчас не хватает – накачаться до одурения пьянящим компотиком и забыться, нафиг… Забыть об Аделаиде.

– Что ж, дружище Ясь, веди к своему господину. Мы с ним, в некотором роде теперь товарищи по несчастью.

Благородный Вольфганг с перебинтованным тряпками плечом валялся в санях на соломенной подстилке, под парой теплых одеял. Сюда же были сгружены нехитрые пожитки рыцаря и его оруженосца. Чиненые-перечиненые доспехи, обломки щита и копья валялись под телегой.

Одет фон Барнхельм был в выцветшие зеленые штаны-шоссы из свалявшейся шерсти и шерстяную же поддоспешную куртку-гамбезон – плотную, толстую, подбитую не то ветошью, не то конским волосом. И до неприличия засаленную. Казалось, этот подоспешник за время бесконечных странствий насквозь пропитан потом и кровью.

Рядом отощавшая кляча из санной упряжи и неказистый боевой конь рыцаря флегматично дожевывали охапку сопрелого сена. Да уж, пожелай фон Берберг забрать имущество побежденного, обогатился бы он не намного. Ну, разве что пузатый бочонок, тщательно привязанный к задку саней, представлял здесь некоторую ценность. Видимо, в нем и хранилось обещанное рейнское. Интересно только, откуда у бедного рыцаря, который ни доспехов приличных, ни коня хорошего купить не в состоянии, столько вина?