Руслан Мельников - Орден: Тевтонский крест. Тайный рыцарь. Крестовый дранг [сборник, litres]

– Какую помощь? – не понял Бурцев.

– От небесного воинства, – серьезно ответила Ядвига.

– Ну, на небесное воинство, положим, я бы не очень рассчитывал, а вот все остальное… Ты думаешь, планы ливонцев осуществимы?

– Вполне. Они уже осуществляются. Дитрих фон Грюнинген не теряет времени даром. Его ближайший помощник – Андреас фон Вельвен – побывал с посольством… ну, якобы с посольством… в Новгородских землях.

– Якобы?

– Истинная цель поездки заключалась в другом. Фон Вельвен заручился поддержкой некоторых бояр и купцов, которым выгодна торговля с немцами и которые недолюбливают нынешнего молодого новгородского князя Александра, сына Ярослава. Именно с помощью русских пособников, кстати, ливонцы уже овладели Изборском и Псковом. А сейчас бояре и купцы готовят покушение на Александра. За это тайным помощникам из Новгорода обещаны немалые льготы и послабления в торговых делах.

– Да уж, этот ваш фон Грюнинген, как я посмотрю, интриган похлеще самого Конрада Тюрингского!

– Кроме того, – продолжала Ядвига, – ливонские рыцари поставили свою крепость на копорском погосте. Их разъезды хозяйничают уже в Сабельском погосте, а оттуда – сорок верст до Новгорода. Но все это лишь начало, подготовка к большому походу в русские земли, а может быть, и дальше.

– А как же фон Балке? Ты говорила, он намерен не воевать, а затаиться и зализывать раны.

– От Германа фон Балке сейчас мало что зависит. Прусские тевтоны, на которых он может опереться, пока слишком слабы. Ливонцы – сильны. И папский легат поддерживает ливонцев.

– Значит, шансов избежать войны с Русью нет?

– Есть. Турнир, который проходит сейчас в Кульме…

– Не понял?

– Провести его предложил фон Грюнинген, надеясь привлечь к намечающемуся крестовому походу иноземных рыцарей. В кульмские земли ордена им добираться проще, чем, например, в Ригу. Ну, а его преосвященство Вильгельм Моденский благословил турнир.

– Но зачем фон Балке дал согласие? Кульм – это все-таки прусский, а не ливонский замок. Здесь, наверное, его слово кое-что, да значит.

– Именно потому, что в Кульме у фон Балке много сторонников, он и принял предложение фон Грюнингена. Здесь будет кому усмирить свиту ливонского ландмейстера, если найдутся недовольные исходом главного поединка.

– Главного поединка? О чем ты говоришь, Ядвига?

– Об этом пока мало кто знает. Завтра фон Балке намерен вызвать фон Грюнингена на бой до смерти. Божий суд оружием – так это называется у немцев.

Божий суд? Бурцев встрепенулся. Плавали – знаем! Довелось ему однажды участвовать в одном таком суде по Польской Правде. Бились они тогда с оруженосцем пана Освальда Збыславом на палках за малым не до смертоубийства. Но благородным-то ландмейстерам палочный бой не к лицу. Эти, наверное, будут выяснять отношения иначе.

– Вообще-то подобные поединки редко практикуются среди рядовых воинов Христа, – объясняла Ядвига, – но кто сможет воспрепятствовать двум ландмейстерам, претендующим на звание верховного магистра?

– Хм, этот Герман фон Балке рисковый мужик. А ну как его прихлопнут на этом самом Божьем суде?

– Вряд ли. Он более опытный воин, чем фон Грюнинген. Фон Балке умело бьется и конным, и пешим, и на копьях, и на мечах, и на секирах. Я ничуть не сомневаюсь в исходе поединка. А смерть ливонского ландмейстера разом решила бы все проблемы братства Святой Марии. Если главный смутьян погибнет, раскол в ордене будет преодолен. Фон Балке официально станет магистром-гроссмейстером. Ливонцы притихнут, крестовый поход на Восток не состоится, тевтонско-прусская ветвь братства выиграет время, окрепнет, обретет былую силу.

– А если фон Грюнинген откажется от поединка?

– На ристалище? При всех братьях и иноземных рыцарях? Да после такого отказа его перестанут уважать даже ливонцы. И о должности верховного магистра ему лучше будет забыть сразу. К тому же, насколько мне известно, фон Грюнинген сам приехал на турнир, надеясь сразиться с фон Балке. И даже епископ Вильгельм поощряет его в этом.

– Они что, идиоты?

– Возможно. Но оба рассчитывают на победу. Говорят, что Господь помогает правому. И почему-то правым считают именно фон Грюнингена. Что ж, посмотрим. Все должно решиться завтра.

– Погоди-ка, погоди, а откуда у тебя такие познания? – спохватился Бурцев. – И вообще ты сама-то каким боком замешана во всех этих интригах?

– Передним, – усмехнулась Ядвига. – И задним. Я добываю фон Балке информацию у некоторых ливонских рыцарей, для которых зов грешной плоти оказывается сильнее монашеского смирения. Добываю в постели, если ты понимаешь, о чем я говорю.

Бурцев чуть не выронил флягу с вином. «Если ты понимаешь!» Ну, еще бы не понять! Шпионка, блин, Мата Хари тринадцатого столетия! Теперь все становилось на свои места. Эта соблазнительная нимфоманка умудрилась найти применение своему специфическому таланту даже в ордене рыцарей-монахов. И, небось, на полном серьезе считает, что отдается им ради спасения ордена и собственной грешной души.

– И с кем же ты успела разделить жесткое ложе тевтонских братьев, Ядвига Кульмская?

– О, со многими, – мурлыкнула она. – Сначала сам фон Балке проверил мои способности. Не личного удовольствия ради, а лишь во благо ордена и его будущего. Он остался доволен, и когда в Кульм прибыли ливонцы, отправил меня к ним. Как помощницу-служанку. Но служанкой я только первый день и пробыла, а потом…

Ядвига мечтательно закатила глаза, словно вспоминая приятное приключение:

– Начала я с конюхов, оруженосцев и слуг. Потом были нестойкие перед соблазном ливонские братья. И, наконец, сам фон Грюнинген. Он, кстати, отнюдь не блистал в постели.

– И что же, ты здесь, в Кульме, со всеми ливонцами… того… по заданию фон Балке?

– Не обижай меня, Вацлав, – Ядвига деланно надула губки. – Вовсе даже и не со всеми. И вовсе не только по заданию господина ландмейстера. И вовсе не с одними ливонцами. О себе я, между прочим, тоже не забывала. У меня тут было немало и своих дружков. Вот глянь-ка, что один мне недавно подарил…

С загадочной улыбкой она развязала мешочек на поясе, вынула из мошны массивный серебряный перстень тонкой работы. Протянула ему.

Бурцев взял, поднес кольцо к глазам. И едва не задохнулся от волнения. Шок – это еще мягко сказано! На его ладони лежало не простое колечко. Очень непростое. Литой серебряный венок из дубовых листьев. А в ботаническом орнаменте скалился миниатюрный человеческий череп поверх скрещенных берцовых костей. И эсэсовские руны. И свастика… По внутренней стороне кольца шла гравировка. Длинная надпись на немецком. Сразу бросилась в глаза разборчивая гиммлеровская подпись.