Руслан Мельников - Орден: Тевтонский крест. Тайный рыцарь. Крестовый дранг [сборник, litres]

– Хм, а кульмский мельник случайно сюда не заходит?

Ядвига улыбнулась.

– Не заходит. Это наше с фон Балке место тайных встреч.

– Фон Балке? Так он тоже…

– Бывает здесь. Он не придает значения глупым суевериям и не страшится козней языческих идолов. Зато дурная слава разрушенной мукомольни позволяет нам уединяться хоть на всю ночь. Собственно, ради этого Герман и наложил строгий запрет на посещение старой мельницы. Видишь ли, часто встречаться в открытую с господином ландмейстером в городе или его окрестностях мне крайне нежелательно. Общаться на деликатные темы, касающиеся дел ордена, в кульмском замке тоже небезопасно. Там у стен могут быть уши, а у витражей – глаза. Здесь же нет ни того, ни другого. Здесь я спокойно делюсь с Германом фон Балке информацией о ливонцах.

Бурцев еще раз глянул на широкое примятое ложе.

– Информацией, значит? Ну-ну…

Она не ответила. Встала на цыпочки. Прильнула к нему. Чмокнула. Очаровательно-похотливый блеск в глазах с поволокой. Томный голос. Распущенные волосы милой блудницы… Это мы уже проходили – в Легнице. Тогда игра не была доведена до конца. Но сейчас… Сейчас Ядвига обрела сноровку, против которой так трудно было устоять.

– И как ты только докатилась до жизни такой? – тяжело выдохнул он.

Вопрос был риторический, но девушка перестала улыбаться. Ответила. Подробно, обстоятельно, с расстановкой. Чтоб впредь не возникало недомолвок.

– Когда в Легнице ты чуть не выкрал госпожу Агделайду, ее жених – куявский князь Казимир осерчал – страсть! Хотел меня на месте изрубить в капусту за то, что привела тебя в дом. Но госпожа заступилась перед князем. Сказала, будто это я силой удержала ее от побега. Казимир успокоился, кинул мне несколько гривен, а Агделайду увез из города со своим обозом.

Потом… Да что было дальше, ты и сам, верно, знаешь. Татары разбили войско Генриха Благочестивого. Сам силезский князь пал в битве. Казимир тоже погиб. А один из его слуг, Францишек – может, помнишь его, он на страже стоял перед домом Ирвина – уцелел. Вернулся в Легницу, забрал меня с собой в Куявию. Там я приглянулась брату Казимира Куявского и сыну Конрада Мазовецкого Земовиту. Ну, тому, которого зашиб сегодня на ристалище тайный рыцарь.

– И?

– А что «и»? Францишек – кнехт. Земовит – князь. Вот и смекай, кому я могла достаться.

Бурцев встряхнул головой, разгоняя сгущающийся туман.

– Погоди, выходит, ты приходишься невесткой Конраду Мазовецкому?

– Так уж и невесткой? – невесело усмехнулась Ядвига. – Венчаться-то мы с Земовитом не венчались. Но пояс верности для меня он своему кузнецу – искусному пленному пруссу – заказал.

Бурцев хмыкнул. Ни фига ж себе! Такую страстную любвеобильную особу – и в пояс верности!

– Земовит, верно, сошел с ума?

– Ну, – Ядвига чуть опустила ресницы. – Скажем так, у него были основания для подозрений и ревности. Земовит частенько отлучался в орденские земли. А при куявском дворе так много славных рыцарей. И храбрых оруженосцев. И милых слуг. И мальчиков-пажей. И…

Бурцев тихонько смеялся. И от выпитого. И от смущенных признаний Ядвиги. И от того, что постепенно отпускала тоска по Аделаиде. Благословенное рейнское и милая собеседница сделали свое дело: образ краковской княжны таял и растворялся в густых хмельных парах. Славный парень Вольфганг фон Барнхельм, неосмотрительно заявивший, что и не подумает препятствовать любовным похождениям обожаемой избранницы, если та сама станет их инициатором, спал в санях со счастливой улыбкой на устах.

Бурцев постарался поскорее забыть о «херувиме» с глазами поэта. В конце концов, рейнец популярно объяснил, что испытывает к своей даме сердца Ядвиге Кульмской исключительно платонические чувства, а Бурцев вступал сейчас на совсем другую территорию. Так что проблема подруги друга перед ним не стояла. И даже если все не так… Если и стояло. Что-то. Где-то… В общем, это были не проблемы. Пьяный мир плыл перед глазами, а с наивно-развратной, но привлекательной Ядвигой было так хорошо.

Она уже обнимала его. Он тоже машинально положил руку на упругое бедро девушки. Никакого железа там Бурцев не нащупал.

– Кузнец – добрая душа – внял моей просьбе: тайком от Земовита выковал второй ключик к поясу верности… – язык у Ядвиги тоже начинал заплетаться. Но это лишь придавало ее незамысловатым откровениям необъяснимое очарование. – Когда было надо, я ходила в княжеских веригах. Когда нет – щелк-щелк – и пояс мне уже не мешал.

– Интересно, чем ты расплатилась с кузнецом за столь щедрый подарок?

Лукавая улыбка…

– Понятно. Можешь не отвечать.

Все-таки хорошо, блин, что конкистадоры еще не завезли из Нового Света сифилис, а СПИД – это чума ненаступившего пока века. Иначе легницко-кульмская милашка со взглядом ненасытной нимфоманки, душой отпетой шалавы и навыками опытной жрицы любви могла бы попросту и не дожить до сегодняшнего дня. Бурцев искренне посочувствовал тому несчастному счетоводу, которому на Страшном суде предстоит считать грехи сладострастия Ядвиги Кульмской.

– Земовит как-то привез меня с посольством в Кульм, – продолжала девушка свой рассказ. – Здесь я попалась на глаза Герману фон Балке. Ну, он и предложил мне послужить на благо братства Святой Марии и во спасение собственной души. Я подумала, согласилась и осталась. Земовит был в страшном гневе. Обещал меня убить, и убил бы, наверное, да только Кульмский замок, где я укрылась, – не по зубам польскому княжичу. И ссориться с фон Балке мазовский выродок побоялся.

– Ты, я смотрю, не пылаешь любовью к княжескому сыну.

– Он надел на меня пояс верности, Вацлав! На меня, представляешь?!

Бурцев снова улыбнулся:

– Не-а, не представляю. Зато я подозреваю, что это именно ты натравила на Земовита тайного рыцаря во время вашего ночного свидания.

Ядвига вздохнула. Как показалось Бурцеву – с сожалением:

– Ошибаешься. У тайного рыцаря с Земовитом свои счеты. Какие именно, он мне, правда, так и не сказал. Но пообещал, что поквитается и за меня тоже.

– Вот даже как? Интересно! И странно! И таинственно – жуть! Но вообще-то вы два сапога пара: тайный рыцарь, шпионка…

– Я не шпионка! – оскорбилась Ядвига. – Просто служу в меру своих сил братству Святой Марии.

– Ладно, ладно, не обижайся. Скажи лучше, а Вольфганг фон Барнхельм знает о твоей… гм… службе? Ты ведь как-никак его баба сердца.

– Дама сердца, – с несвойственной ей строгостью поправила Ядвига. – Нет, он ничего не знает. Ни к чему огорчать мальчика. Я для него прекраснейшая и добродетельнейшая Ядвига Кульмская. Пусть так и остается. Он молод, ему еще верить и верить в чистую любовь.