Руслан Мельников - Орден: Тевтонский крест. Тайный рыцарь. Крестовый дранг [сборник, litres]

Нет никаких сомнений: кольцо «Мертвой головы» – Тотенкопфринг дер СС, личный подарок рейхсфюрера Гиммлера. Но как?! Откуда?! Почему?!

– Чье это? – прохрипел Бурцев. Винные пары туманили мозг, мешали сосредоточиться, понять, осознать до конца…

– Мое. Теперь – мое. – Ядвига поспешно забрала кусок серебра.

Он позволил. Чтобы ничего не мешало. Чтобы руки были свободными. Бурцев схватил девушку за плечи, привлек к себе, прошипел, глядя прямо в глаза:

– На кого ты работаешь, Ядвига?

Лицо девушки побледнело, исказилось от страха и боли.

– Я же сказала, что выполняю поручения фон Балке и попутно развлекаюсь сама.

– А кольцо?! Кому оно принадлежало? Откуда оно?

– От тайного рыцаря. Ну, того, что выбил из седла князя Земовита. Я вчера ходила к нему. К рыцарю-победителю, разумеется, не к Земовиту. Мы были вместе всю ночь. Благородному господину понравилось, и он пожелал отблагодарить меня. Оставил вот это. Ты не подумай, я не куртизанка какая, продающая любовь за деньги, но этот перстень… Я раньше никогда таких не видела, потому и… Ой, отпусти меня, пожалуйста, Вацлав. Больно!

Он отпустил. Вытер лоб. Дурацкая вспышка! Дурацкая-предурацкая! Очередной приступ паранойи! Снова вообразил, блин, будто фашисты вернулись. Да как бы они сюда вернулись-то?! Вот ведь фантазия разыгралась… Или все-таки не в фантазии дело? Сначала эсэсовский кинжал, потом кольцо… И то и другое – у одного человека – у загадочного тайного рыцаря. Но что это доказывает? Только то, что оба предмета проделали один и тот же путь. Какой путь – вот в чем вопрос!

– Извини, Ядвига, кажется, я совсем пьян.

Она смотрела на него долго, внимательно, изучающе, непривычно серьезно смотрела.

– Какой-то ты странный, Вацлав. Я еще в Легнице это почувствовала. Будто не от мира сего. И еще кольцо это… Тебе что-то известно о печати на перстне? Жутковатая печать. Мага-чернокнижника, наверное, какого-то, да?

Он покачал головой. Тотенкопфринг, как и кинжал-динстдольх, наверняка принадлежал фашику, которого Бурцев зарубил в Взгужевеже. И случайно – совершенно случайно кольцо попало к тайному рыцарю. Это самое простое объяснение. Так должно быть. Только так. И потом… настоящий эсэсовец не стал бы вот так запросто разбрасываться кольцами рейхсфюрера. Ясен пень: тот, кто вручил Ядвиге этот подарок, не знал истинной ценности перстня и уж, по крайней мере, не испытывал перед ним священного арийского трепета. Кольцо ведь отдано легко – как плата за ночь любви. Пусть даже очень страстной любви. В конце-то концов, Аделаида тоже ведь таскала на шее «сувенирчик» из будущего – стреляную гильзу в качестве украшения. Так почему бы и тайному рыцарю не поносить кольцо СС?

Бурцев понемногу успокаивался. Успокоился. Почти. Но все же…

– Ядвига, кто он такой, этот тайный рыцарь?

Девушка пожала плечиком:

– Он ничего о себе не рассказывал. Не представлялся. Но вел себя, как благородный дворянин. У меня нюх на истинных рыцарей.

– Он немец?

– Ну, наверное… Говорит по-немецки. Хотя и по-польски тоже понимает.

– Где его сейчас найти, знаешь?

– Нет, конечно. Он же сегодня прямо с ристалища ускакал.

– Ты хоть разглядела его вчера? Или он и в постели тоже свое ведро с головы не снимает?

Ядвига заливисто засмеялась.

– Ну, ты скажешь тоже, Вацлав. А как бы я с ним целовалась? Конечно, разглядела. Усатый и худой. Тут таких полкомтурии. Но, честно скажу, этот рыцарь мне понравился больше других. Симпатичный такой, милый, обходительный… И я, похоже, тоже ему приглянулась. Он обещал позже обязательно найти меня. Впрочем, обещать-то ваш брат всегда горазд.

Она снова рассмеялась.

– Да что ты к нему привязался, Вацлав? Неужто ревнуешь?

Зазывная полуулыбка. Кокетливый взгляд. Ага, как же, такую ревновать по каждому поводу – невротиком станешь. Ядвига даже повлюбчивее Аделаиды будет.

Он мотнул головой. Нет, не в ревности дело. Но, надо признать, загадочный тайный рыцарь, усердно сохраняющий инкогнито и раздаривающий подружкам эсэсовские кольца, Бурцева заинтересовал.

– Кстати, Вацлав, мы уже пришли. А ты такой задумчивый…

Она шагнула поближе, положила руки ему на плечи.

– Да улыбнись же наконец, Вацлав. Выпей вина и улыбнись. Забудь об этом тайном рыцаре. И об… об остальном тоже забудь. Обо всем. Ведь именно за этим ты пошел со мной?

Он хлебнул из фляги фон Барнхельма. И еще.

Да, за этим. В первую очередь – за этим.

Глаза Ядвиги звали, глаза приглашали, глаза обещали. Бурцев огляделся. Обрывистый берег с редкими деревцами. Метрах в трехстах начинается густой лес. Огромные валуны в беспорядке разбросаны повсюду. Внизу, под обрывом – глубокие сугробы и не пробудившаяся еще от зимней спячки Висла. Над ровной гладью замерзшей реки торчат жалкие остатки старой плотины – разрушенной и обледеневшей. А прямо перед ними – в снегу и цепком прибрежном кустарнике упрятано приземистое строение. Сложенные из камня стены. Расшатанная дощатая дверь. Плоская крыша. Ни намека на окошки, только дыра дымохода зияет вверху.

– Прежде здесь стоял прусский замок, – пояснила Ядвига. – А еще раньше, говорят, было языческое капище. Когда же в этих землях обосновались крестоносцы, кастелян кульмской комтурии распорядился поставить тут мельницу. Тевтоны под страхом смерти запретили прусским крестьянам самостоятельно молоть зерно, наказав возить его сюда. А орденский кастелян брал непомерно высокую плату за помол.

«Монополия, однако», – подумал Бурцев.

– Но однажды по весне воды Вислы вышли из берегов, разрушили плотину, повалили мельничные колеса и смыли саму мельницу, – продолжала Ядвига. – От мукомольни остался только вот этот домик мельника да жернова под обрывом. Люди толкуют, будто таким образом языческие духи отомстили германскому братству Святой Марии. С тех пор об этом месте ходит дурная слава. Очень дурная, Вацлав! А фон Балке, перебравшись в Кульм, и вовсе объявил его проклятым и заказал ходить сюда кому бы то ни было. Особенно по ночам.

Она выразительно глянула на ущербный лик мертвенно-бледной луны, нависшей над застывшей рекой.

– А ты, значит, ходишь?

– Я не верю в могущество прусских божков. Да и господин ландмейстер не станет меня карать в случае чего. А тут хорошо и удобно – никто не помешает, никто не потревожит. В общем, я часто здесь бываю. А ты, Вацлав? Ты не побоишься войти вслед за беззащитной девушкой в проклятый дом мельника?

Он пожал плечами:

– Нет.

– Ну, раз так – тогда входи.

Ядвига толкнула низенькую дверь. Дверь скрипнула. Он вошел, пригнувшись. Лунного света хватало, чтобы различить убогую обстановку. Очаг. Куча дров. Грубый стол, пара табуретов. Нехитрая посуда. Охапка сухой соломы в углу, покрытая старыми, истертыми, но теплыми шкурами. Ложе явно рассчитано не на одного человека: двуспальная кровать – не иначе. Все это могло быть брошено спешно покидавшими дом хозяевами и год назад. А могло быть оставлено только вчера.