Руслан Мельников - Орден: Тевтонский крест. Тайный рыцарь. Крестовый дранг [сборник, litres]

– Надо бы погоню снарядить, – устало произнес Бурцев. – Поляки ушли в лес.

– Знаю, – ответил Кхайду. – Две сотни уже прочесывают окрестности. Скоро к ним присоединятся еще две.

Хм. А нам здесь хотя бы одна не помешала. Ох, как кстати, пришлась бы подмога в бою с куявцами. Ведь были же у тебя, хан, готовые к битве нукеры. Вон они – толпятся за спиной.

Проницательный хан вновь понял его без слов:

– Хочешь спросить, русич, почему к вам не пришла помощь?

В данном случае насупленное молчание было знаком согласия. Кхайду понимающе кивнул:

– Поляки слишком близко поднесли огонь к громовому порошку. Посылать к вам на помощь лучших воинов означало бы отправить их на гибель. А зачем увеличивать число ненужных жертв? Вы должны были сами бороться за свое спасение. Или погибнуть. Вы победили.

Понятненько… Хан поостерегся гнать на пороховую кучу свою гвардию. Все правильно. Все разумно. Все логично. И все же сердцем, не отошедшим еще от горячки боя, Бурцев никак не мог постичь эту логику.

– Ну, а лучники? – он взглянул в глаза Кхайду. – Твои хваленые стрелки, непобедимый хан? Они-то могли поддержать нас? Неужели никто в лагере не успел натянуть тетиву на лук?

Кхайду ответил спокойно:

– Лучники были готовы и ждали моей команды. Но помочь стрелами воинам, уже сошедшимся с врагом в рукопашной схватке, нельзя. Можно или не стрелять вообще, или стрелять, чтобы перебить всех без разбора и тем попытаться спасти гремучий порошок. Мне советовали второе…

Кхайду взглянул на китайца. Сыма Цзян опустил глаза.

– …но я выбрал первое, Вацалав. Тех, кто отступает под натиском врага, я караю. Тех, кто храбро сдерживает натиск, я милую и воздаю героям должные почести. Иначе мне не будет веры среди воинов. А вера – она важнее громовой смеси.

Бурцев замер, ошарашенный. Выходит, они бились с поляками под прицелом ханских лучников!

– Ты достойно проявил себя в бою, Вацалав. Ты обратил в бегство польского нойона и его нукеров. Ты остановил всадников с факелами и уберег гремучий порошок. Ты истинный богатур, русич.

Бурцев усмехнулся. Богатур, значит? Вот откуда пришло на землю святорусскую грозное слово «богатырь»… Ладно, раз не суждено стать рыцарем, побудем пока богатуром. Впрочем, одним «богатурством» дело не ограничилось.

– Твои соплеменники после гибели Федра-богатура так и не выбрали себе предводителя. – Кхайду-хан окинул взглядом русичей. – А не пора ли сделать выбор? Сегодня. Сейчас.

Новгородцы одобрительно загудели.

– Вижу, храбрые руссы уже готовы выполнять твои приказы, – продолжал Кхайду. – Это хорошо. На таких воинов можно положиться. Отныне ты – мой юзбаши, Вацалав, и воевода всей русской дружины.

Бурцев поклонился, без особой, впрочем, радости. Юзбаши так юзбаши. Нет, ханская милость – конечно, приятно. Но Казимир-то ушел. Посланный вдогонку отряд степняков вряд ли достанет куявского князя в польских лесах. И Аделаида по-прежнему находится в руках похитителей. Тут не то что сотником – да хоть тысячником, хоть темником ханским стань – все едино. А был ведь такой шанс сорвать свадьбу куявского князя и малопольской княжны. Та-а-акой шанс! Завалить женишка – и дело с концом. Не завалил…

– Ты недоволен, Вацалав? – нахмурился Кхайду-хан. – Ты не желаешь вести в бой людей, которые поверили в тебя?

– У них есть более достойные вожди, хан. – Бурцев кивнул на Дмитрия.

– Не дури, Василь, – прогудел десятник. – Не гневи понапрасну ни меня, ни хана. Новогородцы тебя признали своим воеводой, так что и ты уж не откажи. Не обижай робят.

Бурцев обреченно вздохнул. В западных дружинах и рыцарских отрядах во главу угла ставилось знатное происхождение. Неблагородный человек, будь он хоть семи пядей во лбу, не мог отдавать приказы. Только подчиняться. Здесь же все иначе. Выбиться в люди хваткому, смелому и сообразительному воину татаро-монгольской армии гораздо проще, даже если предки не проторили ему широкой дороги к славе и богатству. Вот и у Бурцева карьерный рост – налицо. Совсем недавно он был бесправным пленником, а теперь – нате вам, пожалуйста: сотник-юзбаши и воевода в одном лице. Этак и самого хана подсидеть недолго.

– Хрен с вами, – негромко пробормотал Бурцев.

Новгородцы заулыбались. Кхайду понял, что предложение принято. Тоже довольно осклабился. Хан, кажется, не горел желанием казнить за непослушание своевольного, но перспективного воина.

Кхайду повернул коня к своему шатру. Нукеры-гвардейцы последовали за своим предводителем. Среди пороховых россыпей остался только Сыма Цзян. Желтолицый старик, оглядывая разоренное пороховое хозяйство, сокрушенно качал головой.

Принимая командование, Бурцев наивно полагал, что под началом сотника-юзбаши состоит именно сотня бойцов, ну, может быть, плюс-минус лапоть, то есть рота или около того. Однако четкое деление на десятки-арбаны, сотни-ягуны и тысячи-минганы усматривалось лишь в татаро-монгольских туменах. Так, поредевший после схватки с куявцами отряд Бурангула Кхайду-хан дополнил воинами из другой потрепанной в боях сотни. В результате получилась полноценная рота «конострелков».

Союзников же татаро-монголы редко мешали со своими воинами и в этом, пожалуй, был определенный смысл: управлять в сражении разноязыкой ратью, привыкшей и воевать по-разному, все-таки проблематично. А посему союзники дробились на десятки и сотни самостоятельно, и зачастую образовывали особые воинские единицы.

Свою дружину русичи именовали не сотней-ягуном, а полком. По давней новгородской традиции состоял он приблизительно из двухсот воинов конной рати с запасными лошадьми. Как растолковал Дмитрий, в Новгороде вообще имелось лишь два рода войск: рать конная и рать пешая или ладейная, то есть передвигавшаяся на ладьях. Как таковые отсутствовали даже лучники, которым положено завязывать сражение. Луками и арбалетами в той или иной мере владели все воины, но перестрелкам с врагом они всегда предпочитали рукопашную.

Хотя новгородский «полк» и понес потери, все равно таким количеством людей Бурцеву командовать еще не приходилось.

– Привыкнешь! – подбодрил его Дмитрий. – Главное, что новгородцы тебя зауважали. Ну, осваивайся пока, а я пойду. Мои ребята тут нашли раненых куявцев – двух кнехтов и факельщика. Надо бы отвести их к Кхайду. Может, расскажут чего…

– Иди, – согласился Бурцев. – Мне тоже тут нужно…

Как на древнерусском сказать «перетереть базары», он не знал.

– Надо мне, в общем…

Бурцев направился к Сыма Цзяну, который уже суетился среди трупов и потоптанных турсуков, аккуратно сгребая рассыпанный порох в пустые мешки и мешочки.

– Эй, Поднебесная! – негромко окликнул Василий по-татарски. – Как там тебя, Сёма Цзянов…