Руслан Мельников - Орден: Тевтонский крест. Тайный рыцарь. Крестовый дранг [сборник, litres]

Пожилой китаец поднял голову. Вблизи он казался еще старше. Такому место не в походе, а в мягкой постели с «уткой» под кроватью.

– Что угодно, великая юзбаши Васлав? – Улыбка китайца напоминала сейчас глубокую морщину на и без того смятом желтом лице.

– Дед, это ты подбивал хана засыпать нас стрелами вместе с поляками?

Ротовая морщина азиата стала шире. В ней появились зубы. Весьма даже неплохие для такого возраста – крепкие, острые. Китаец поднялся. Он едва доставал седой макушкой до груди Василия.

– Порошок грома и молнии сотворять чудеса, юзбаши Васлав. – Китаец, по своему обыкновению, смешно коверкал татарскую речь. – Моя порошок крушить любая каменя и броня. Моя порошок вселять ужас в сердца врага. Моя порошок нужен, чтобы всегда был победа. Злая поляка поджигать моя порошок. Без порошок нет победа…

– Вообще-то для победы нужны еще и воины. Причем живые. С одним порошком много не навоюешь, старик.

– Воина у хан Кахайду много, громовой порошок мало, храбрая русича, – упрямо твердил китаец.

Бурцеву захотелось отвесить ему пару оплеух, чтоб раз и навсегда вышибить из ханского советника эту махровую азиатчину. Генералы всех времен и народов, которые ни в грош не ставят солдатские жизни, были ему крайне несимпатичны. Но ведь не драться же со стариком, в самом деле!

Китаец тем временем вновь склонился над пороховыми россыпями.

– И все-таки, дед, – Бурцев склонился к старику, тронул за плечо, ощутимо сжал пальцы, намереваясь тряхнуть для острастки легкое сухое тело. – Впредь будь любезен, не давай хану подобных советов. Иначе я за себя не руча…

Дедок чуть изогнулся, как бы поворачиваясь к Бурцеву, а как бы и нет. Одно-единственное неуловимое движение – и в следующее мгновение ноги вдруг утратили опору, а под обеими коленками заныло. Удар старого китайца был резким, сильным и точным.

Такой прыти от безобидного на вид старичка Бурцев не ожидал. Потому и не успел сразу среагировать должным образом. Со стороны, наверное, было похоже, будто он просто поскользнулся в луже неподсохшей еще крови. По крайней мере, никто не спешил их разнимать.

Ничего ж себе приемчик! А ведь дедок, пожалуй, и убить может, если дотянется до жизненно важных точек. Боевой инстинкт рукопашника сработал на автомате. Бурцев перехватил твердые пальцы, уже сложенные в жесткий пробивной клюв, резко крутанулся в пороховой пыли, рывком подтянул Сыма Цзяна поближе. Обвил правую руку противника ногами, взяв китайца на болевой захват. Дед шумно вдохнул, однако не закричал.

Принуждать пожилого соперника к этому Бурцев не стал. Все равно клюв из трех пальцев уже утратил упругость стальной пружины и колючую прочность копейного острия – рука Сыма Цзяна расслабилась. Бурцев отпустил китайца.

Кряхтя и охая – больше для виду, чем по необходимости – старик поднялся. Встал на ноги и ошеломленный Василий. Под отбитыми коленками сильно болело.

– Ты чего, дед? Белены объелся?

– Моя видела воина разная клана и школа, – проскрипел китаец. – И никто-никогда-никакая не разговаривала с моя так непочтительно, как твоя, Васлав.

Вот те на! Ушуиста великого и ужасного обидели!

– Ладно, извини, отец, – примирительно сказал Бурцев. – Но уж и ты меня понять постарайся…

Китаец будто и не слышал:

– Да, никто-никогда-никакая не позволяла себе такая непочтительность. Но и ни один воина еще не могла моя остановить. Твоя манера боя очень интересный. У каких мастеров твоя обучалася? И какой стиль твоя дралася?

Бурцев усмехнулся:

– Мастеров было много, отец. Ну, а стиль… Десанта-омона-рукопашка – такой вот наш стиль.

Старик уважительно закивал.

– Большой стыд на моя седина. Моя не знайся такой школа.

Бурцев развел руками – что ж, мол, тут поделаешь.

– Твоя опасная противника, – и без того узкие щелочки глаз сузились еще сильнее. – Больше опасная, чем русича Деметрий.

– Ты что, и с Дмитрием тоже дрался?

Бурцев усмехнулся. Любопытно было бы посмотреть спарринг бугая-десятника с тщедушным китайцем.

– Не дралася. Только наблюдалася. Моя здесь вообще ни с кем не дралася. Другая моя задача.

– И какая же у тебя задача, отец?

– Громовая горшка делать, – начал загибать пальцы Сыма Цзян. – Огненная горшка делать. Стреломета и стенобитная машина делать…

– Требюше, небось, тоже твоих рук дело? – поинтересовался Бурцев.

– Три-бу-шэ?

– Ну, здоровенная такая махина. Типа журавля колодезного. Та, что самые большие каменюки по вроцлавским стенам швыряла.

– Нет, – замотал головой старик. – Это совсем не моя делала. Эта машина для Кахайду-хана арабская мудреца Хабибулла строила. Достойная человека Хабибулла, сильно жалко, что в Малая Польша погибла. А машина до Вроцалава дошла. Хойхойпао такая машина называется.

Бурцев непроизвольно улыбнулся: уж очень похабно звучал китайский вариант требюше. «О» в устах Сыма Цзяна здорово смахивало на «у». Старик-китаец улыбнулся в ответ. Из вежливости, наверное. Забавный старикан…

– Слушай, Сыма Цзянь, а зачем ты вообще отправился в поход с Кхайду-ханом? В твои-то годы топать за тридевять земель! Китаю-то вроде тевтоны пока не угрожают.

– Моя – ученая, Васлав, – с достоинством ответил дедок. – А истинная ученая должна искать ответа на своя вопроса всегда и вовсюду.

– Вот как? И что же твоя надеется найти в Польше? – хмыкнул Бурцев.

– Колдовская башня перехода, – торжественно провозгласил пожилой китаец. – Хан Кахайду не верит в сила башни, но моя читала древняя манускрипта. Там пописано о магия древняя племя ария. Ария возводила многая заколдованная башня. А башня побеждала пространства и открывала для пытливая ума прошлое и будущее. Где-то в эта польская земля до сих пора стоит такая башня. Ее моя и разыскивайся. Ради нее моя ходить в поход.

У Бурцева медленно-медленно отвисала челюсть… Дружить надо было ему бы с этим Сыма Цзяном. С самого начала дружить, а не драться.

– А не сочиняешь, отец? – на всякий случай спросил он.

Китаец обиженно фыркнул:

– Моя – не поэта и не придворная сказителя, чтобы сочиняться. Моя – ученая. А о башня перехода знала даже арабская мудреца Хабибулла. Хабибулла тоже искалась в Польше магическая башня. Но араба сильно не повезло, араба умирала. Может быться, судьба улыбаться для моя. Это станется очень-очень справедливо…

– Очень-очень? – с улыбкой переспросил Бурцев.

– Конечно, Васлав! Племя ария – моя предка.

Бурцев аж прихрюкнул от неожиданности. Неужели пресловутые арийцы на самом деле – древние китайцы? То-то удивились бы фашисты и скины всех мастей.

– Истинная родина древняя племя ария – великий тайна, – продолжал Сыма Цзян. – Но в свитках императорская библиотека пописано, что ею может быться Тибета или Поднебесная. Моя верит в арийская Поднебесная.