Михаил Королюк - Спасти СССР. Манифестация

- Кхе… - кашлянул Карлуччи в кулак. - Вообще-то нам обычно не хватает готовности к риску. Нам - в смысле ЦРУ. У　меня в руководстве оперативного отдела доминирует элита из Гарварда, Принстона и Йеля, этакие агенты в накрахмаленных воротничках. Это - нервные и чуткие люди, с　невысокими творческими способностями. Они очень высоко ценят групповую лояльность и старательно избегают рисков. В　итоге ЦРУ раскорячилось в оборонительном раболепстве, а　адмирал смотрит президенту в рот и всячески этому потворствует. Однако работа в разведке всегда связана с риском. Я надеюсь, мы сживемся с ним. А　избегать мы должны лишь одного - ненужного риска.

- Тайная акция - это как дьявольски сильный наркотик, - сказал задумчиво Бросс, - он хорошо действует, но в больших дозах смертелен. Все операции в большей или меньшей степени зависят от удачи. Слишком много вещей должно лечь точно на свое место. И　я за свою практику ни разу не видел разведывательного донесения, ради которого стоило бы рисковать человеческой жизнью.

- Если вы правы в своих предположениях, - покачал головой Карлуччи, - то понимание происходящего в Ленинграде может стоить даже кое-каких потерь. Нам предстоит пройти курс лечения горькой реальностью. Без боли не обойдется. И, кстати говоря, Иган. - Карлуччи сделал значительное лицо и повернулся к Колби. - Возможно, чтобы яснее понимать происходящее, нам стоит поднять кое-что из «фамильных сокровищ». Понимаешь, эти обстоятельства будут всплывать еще не раз, и　тогда все это… может вдруг понадобиться.

Лицо Колби вроде не изменилось, но Фрэнк не вчера пришел в аппарат Агентства и уже немало лет знал Билла Игана Колби - знал и до его общения с сенаторами и прокурором Сильбербергом, и　после того, как отдельные «мыслители» умудрились обвинить его в работе на КГБ.

Сейчас за стеклами профессорских очков как будто с лязгом пришли в движение и начали захлопываться одна за другой бронированные жалюзи, оставляя на виду настоящие амбразуры.

- Думаю, сейчас стоит поменьше философствовать, - жестко сказал Колби. - Ты имел дело с нашими законниками и с Конгрессом. После этой мясорубки мы стали как большая хорошая собака, которую сбил грузовик. Только и остается, что сказать: да, это была отличная собака, пока не попала под машину. Но времена меняются, карты ложатся иначе. Для такой стратегической операции понадобится иное, непугливое ЦРУ. И　иной, уж если на то пошло, Конгресс и Сенат. Действовать масштабно мы будем из-под Кейси: когда Рейган станет президентом, сам Кейси перестанет колебаться, и　эпоха Ронни начнется всерьез.

- Фактически, Фрэнк, мы тут, если ты не заметил, некоторым образом сейчас заговором занимаемся, - мягко вклинился Бросс. - Нам, всем нам, надо изменить систему управления разведкой, вывести ее из-под зависимости поехавших на идеологии интеллектуалов.

- Причем, - блеснул линзами Колби, - речь идет не только о леваках. Справа тоже есть ушибленные на голову. Нам предстоит оппонировать - не самому Ронни, конечно, но целой группе его советников. И　вот этот «ленинградский феномен» - он интересен и важен не только сам по себе… Мы можем использовать его как рычаг, чтобы развернуть ситуацию в Вашингтоне в свою пользу. Это если ты будешь с нами…

Наступило молчание - все было наконец сказано вслух. Пока он, Фрэнк Карлуччи, собирался вербовать «старичков», они готовились проделать то же самое с ним.

Карлуччи откинулся в кресле и прикрыл глаза. Сегодня утром перед ним, неглупым и успешным вашингтонским мужчиной, стоял один Большой Вопрос: идти дальше за Уайнбергером и Рамсфельдом, опираясь на «Большую Зеленую машину» Армии США, или сделать ставку на Кейси и врастание в команду Ронни, которая уже сейчас выигрывает «Битву на Потомаке». Однако у армейцев он будет только одним из членов команды… Здесь же, в　роли главного оперативника ЦРУ, он неизбежно окажется в эпицентре очень важных событий в качестве самостоятельного и влиятельного игрока. А если Джон прав относительно русского прорыва в Большое Будущее…

- Да, я　буду с вами, - сказал Фрэнк и, порывисто поднявшись, уточнил: - Джентльмены, вино, виски?

Воскресенье 26　марта 1978　года, полдень

Ленинград, 10-я линия Васильевского острова

Я закончил проверять рисунок графа, подчеркнул ответ и оглядел уже знакомую по предыдущему туру аудиторию. Два десятка девятиклассников пыхтели, почти не ощущая бега минут, и лишь натужный скрип старых, наверное, еще дореволюционных скамеек выдавал царящее напряжение.

Похоже, я опять закончил первым. Взглянул за окно, в　безоблачное васильковое небо, и　решительно встал. Одернул свитер и, сопровождаемый завистливыми взглядами, зашагал к дежурящему в аудитории члену комиссии. Он проводил меня в соседний класс.

- Соколов, - объявил он, зайдя со мной. - Сергей Евгеньевич, Соколов, как вы просили.

- Садитесь ко мне, - отозвался молодой круглолицый парень и отложил в сторону газету.

Я пересел и протянул листы с решениями. Рукшин, нахмурив брови, углубился в мою писанину, я　же откровенно разглядывал свое текущее альтер эго - человека, чье понимание на всякий случай подкачал к сегодняшнему туру. А　кого еще брать, как не тренера-энтузиаста, воспитавшего под сотню классных математиков, включая двух филдсовских лауреатов?

- Так… - прокряхтел он, - первая задача…

Я сконцентрировался. Если будут валить, то сейчас. Не случайно же я оказался выделен для проверки председателем комиссии?

- Верно. - Рукшин рассеянно постучал карандашом по ответу. - Решение вы нашли методом четности. А　по топологии вы что-нибудь читали?

- Дифференциальная топология, начальный курс, - припомнил я прилавок отдела в «Доме Книги».

- Хорошо, - неожиданно обрадовался он. - Тогда попробуйте найти решение еще и через компоненты связности. Садитесь к окну, подумайте.

- Я вижу три способа решения этой задачи, - начал я сразу, - еще можно пойти через деформацию пути. А　если, как вы попросили, через связность, то разбиваем на компоненты, внутри которых можно перемещаться по ребрам нашей треугольной сетки…

Он внимательно выслушал, чуть-чуть погонял по решению и с чувством сказал:

- Отлично.

«Чего-то я не понимаю, - подумал я, глядя на посветлевшего ликом Рукшина, - в　чем подвох?»

- Давайте посмотрим вторую…

Мурыжил он меня два часа.

«А если вместо ста шестидесяти девяти взять сорок? А　тринадцать? А если с конечной проективной плоскостью третьего порядка? А　через уравновешенную неполную блок-схему?»

И на каждой, буквально каждой задаче он по несколько раз спрашивал: «А еще каким методом?»

В итоге для семи конкурсных задач я выжал из себя девятнадцать решений способами, не выходящими далеко за знания ученика спецшколы. Когда он закончил меня пытать, я　остался в классе последним отвечающим олимпиадником.