Валерий Атамашкин - Я – Спартак! Возмездие неизбежно

Гладиатор задумался и закивал. С лица Гая Ганника сошла улыбка.

– Надеясь на лучшее, будь готов к худшему, – вспомнил я старые мудрые слова.

– Это правда! – неохотно согласился гладиатор. – Сколько у нас есть времени до того, как ударит Красс?

– Не знаю, – честно ответил я. – Следует подготовить город к осаде как можно скорее.

Время, которое я дал на раздумье колеблющимся, истекло. Городские ворота захлопнулись. Пошел обратный отсчет. Ни шагу назад! Теперь без личного разрешения Ганника или моего согласия никто не должен был въезжать или выезжать из города. Начались приготовления. Я мобилизовал легион Ганника, отдал первые распоряжения. Чтобы не терять в людской силе, было решено снять с гарнизона большую часть выставленной туда стражи и оставить лишь часовых, одного на десять перчей стены, которые менялись каждый час своего дежурства для сохранения бдительности даже днем. Тех фурийцев, которые все еще оставались на свободе и с упорством продолжали распространять слухи о приближении к Фуриям сил Гнея Помпея, я велел заключить в «изоляторы», чтобы исключить возможность новых саботажей среди повстанцев. В то же время на экспресс-собрании, которое я провел для центурионов, прозвучали тезисы, которые лично я назвал «тезисы нескольких часов», во время которых нам придется превращать Фурии в самую настоящую неприступную крепость. Многим тезисы показались излишне жесткими, но я знал, что поступи иначе, смягчи свою позицию, и мы не успеем сделать задуманное в срок. Два главных тезиса звучали следующим образом. Так, любая попытка ослушаться будет пресечена задержанием, а при сопротивлении ослушавшегося будет ждать повешение на городской стене. Неявка на командный сбор в оговоренное время будет расцениваться как дезертирство. Для того чтобы перевести город на военное положение за считаные часы, мне было необходимо взять дисциплину в легионе в ежовые рукавицы. Это был первый шаг на этом пути. В совершенно новом легионе Гая Ганника наряду с когортами гладиаторов-галлов и фракийских ветеранов Мария было полно рабов-эфиопцев, египтян, нумидийцев и прочих народностей. Это были самые обыкновенные рабы, которые присоединились к восстанию с разных уголков Апеннинского полуострова. Я верил, что никто из них не покажет спину в предстоящем сражении. Однако каждый из них должен был знать, что теперь единственный выход из города, возжелай они показать спину, – верная смерть.

Первые приготовления проходили в сумерках. Когда стемнело, я разрешил жечь костры и факелы, пренебрегая мнимой безопасностью и понимая, что в темноте работа замедлится. Был отдан приказ очистить ров вдоль гарнизонной стены, после чего углубить его вдвое. Сейчас на месте рва находилась какая-то канава, мало чем напоминающая защитное сооружение, и, учитывая военное искусство римлян, вряд ли она могла стать хоть каким-то препятствием на их пути. Кучи земли было решено использовать для возведения линии вала. Несколько манипул занялось приготовлением кольев, которыми я намеревался усеять ров и вал. Город за гарнизонными стенами избороздили вдоль и поперек рвами. Позже мне пришла в голову идея вбить острые колья на улицах Фурий, и в конце концов я отдал такой приказ. Одновременно в городе запылали сотни костров, на которых мои бойцы занялись приготовлением зажигательных смесей. Римлян ждал по-настоящему горячий прием.

К полуночи разведка сообщила, что проконсул во главе трех легионов римлян и двух тысяч кавалеристов подошел к Фуриям ускоренным маршем. Красс не собирался терять время и решил взять город нахрапом.

Волосы на моей голове встали дыбом. То, что вытворяли римляне по ту сторону фурийского гарнизона, нельзя было передать словами! Жестокости, которая в эту ночь творилась у городских стен, не могло быть никаких оправданий, и даже видавшие на своем веку не один десяток смертей гладиаторы разбегались в стороны, когда в дело вступила римская артиллерия. Опьяненный яростью Красс выловил горожан, которые покинули Фурии накануне, и теперь устроил над бедолагами прилюдную казнь через отрубание головы. Обезглавленные фурийцы сваливались в кучи. Тела пробивали конвульсии.

Головы дезертиров римляне решили использовать вместо снарядов. И если первый залп таких снарядов ударил по городским стенам в «молоко», – римлянам требовалось время, чтобы прицелиться, – то вторым залпом артиллерия ударила точно в цель. Несколько голов угодило в приготовленные котлы с кипящим маслом, которые стояли рядом со мной на стене. Одна из голов принадлежала седовласому старику, другая подростку лет двенадцати. Я стиснул зубы и отвернулся, но тут очередной снаряд шмякнулся о стену и подкатился к моим ногам. На меня смотрели мертвые немигающие глаза старухи, застывшие в предсмертной муке. Лицо женщины было перепачкано в крови, изо рта торчала какая-то лента. Поначалу я подумал, что это кляп, но на ленте была нанесена какая-то надпись. Я присел на корточки и присмотрелся внимательней.

«Sacer», – было написано на ленте латинскими буквами.

Только сейчас я обратил внимание что точно такие же ленты торчали из ртов остальных летевших в сторону Фурий голов. Я осмотрел еще несколько лент, на них была нанесена точно такая же надпись. Большинство гладиаторов не умело читать, но те, кто понимал на латыни, с отвращением рассматривали надписи, слухи о которых быстро распространились по моему войску и оставили неприятный осадок. Красс проклинал рабов. Гладиаторы, забыв о строе и порядке, пытались сбросить головы, которыми римляне засыпали гарнизон, в ров. Чего уж говорить о местных, которые в искаженных очертаниях отрубленных голов узнавали близких людей. Многие теряли сознание, кто-то рыдал, кричал и вскидывал руки к небесам. Красс бил по больному и наверняка знал, что делает. Возможно, претор таким образом мстил за Кротон, возможно, Красса привел в бешенство вид вздернутых на стене римлян, которые были оставлены в Фуриях для поддержания в городе порядка. Как бы то ни было, действия римлян вызвали бурю негодования и оставили неприятный осадок. Разом вышли из строя горожане, которых Ганник собрал в отдельную манипулу. Не прибавилось боевого духа у гладиаторов. Я не собирался соревноваться с Крассом в жестокости, но действия римского проконсула добавили мне решимости и хорошенько разозлили. Пора было затягивать Марка Лициния в глубокие воды.

Мне удалось скинуть с себя оцепенение, вызванное действиями римлян. Три римских легиона уже вовсю трубили наступление. Щиты легионеров сомкнулись «черепахой». По стенам гарнизона ударили первые настоящие снаряды артиллерии. Римляне использовали тридцатифунтовые ядра и тяжелую керчь. Ядра с грохотом били по гарнизонным вышкам, за два выстрела приводя укрепления в полную негодность. Залп полуфунтовых свинцовых шариков тяжелой керчи слизал со стены несколько десятков моих бойцов.