Валерий Атамашкин - Я – Спартак! Возмездие неизбежно

Мы начали с Ганником свой разговор. Мой военачальник все-таки уговорил меня пройти к столу и подкрепиться. Я трапезничал и рассказывал кельту свой план.

– Филин не к добру хохочет, Спартак! – время от времени как заведенный повторял военачальник. – Признаться честно, такая новость может вскружить голову! Но веришь, брат, я ее ждал!

Мы сидели в небольшой комнатушке таверны, которых в Фуриях можно было пересчитать на пальцах одной руки. Управлялся здесь старый толстый грек с неприятной бородавкой на лбу, один из немногих римских приспешников, кто остался цел и не оказался подвешен на гарнизонной стене. Несмотря на это, свобода принесла хозяину таверны мало радости – легионеры Ганника с остервенением опустошили его запасы, и к моему приходу у хозяина остался только один кувшин дрянного вина, из которого грек приготовил неплохой мульсум. Ко всему прочему грек неплохо готовил пульс, который подал нам к столу. Впрочем, заслышав о моем приходе, грек изловчился. Стол старого хозяина ломился от лакомств. Помимо пульса на столе стоял горячий отвар на потрошках, сырная паста, несколько вареных яиц, бобовые. Я был настолько голоден с дороги, что выпил чашку отвара залпом, не замечая, что обжигаю губы и горло. Ганник не торопился и прежде, чем отведать своего отвара, размочил в нем черный твердый хлеб из муки грубого помола. Он взял мой ломоть и, также размочив его в горячем бульоне, протянул обратно мне.

– Попробуй с сырной пастой, – посоветовал он.

Я не преминул воспользоваться его советом. Хлеб, об который обычно можно было сломать зубы, сейчас показался восхитительным. Чтобы протолкнуть вставший поперек горла жирный комок, я выпил залпом мульсум, но, несмотря на добавленный в вино мед, почувствовал кислинку. Ганник отказался от мульсума и пил вино вчистую, не разбавляя, и даже не морщился, только лишь попросил у хозяина немного уксуса, чтобы после ужина у кельта не свело желудок.

Вскоре Ганник заказал у грека добавку похлебки и попросил принести еще хлеба, а также поискать в закромах маслин. Грек, который обещал подать нам фрикасе из крольчатины, молча удалился, и когда за толстяком хозяином закрылась дверь, гладиатор посмотрел на меня.

– Битве быть, Спартак! – выпалил он.

– Быть, – согласился я. – Но для того, чтобы выиграть битву, ты должен дослушать меня до конца.

– Слушаю! Так ты говори, не молчи только! – всплеснул руками кельт.

Мой взгляд остановился на небольшом ноже, который лежал на соседнем столе. Я потянулся за ним и принялся рисовать на столешнице карту Лукании.

– Помнишь, что я тебе говорил перед тем, как разделиться? – спросил я.

– Будет лучше, если ты напомнишь, мёоезиец! Голова идет кругом! – честно ответил Ганник.

Я охотно начертил на столешнице четыре точки, подписал каждую из них. Самой нижней точкой на моей импровизированной карте был Кротон, у которого наше войско разделилось. Еще две точки, находящиеся на одной линии на моей карте, по левую и правую стороны, обозначали Консенцию и Петелию – города, в которые отправились Икрий и Тарк. Нетрудно было догадаться, что самая верхняя точка карты обозначала Фурии. Я покосился на Ганника, убедился, что полководец внимательно наблюдает за тем, что я рисую на столе, продолжил. Воткнул нож в столешницу рядом с точкой, обозначающей порт, и медленно пунктиром провел линию до условного Кротона. Вернулся в начало и провел еще три пунктирные линии в точки Консенции, Петелии и Фурий.

– Пунктиром я обозначу передвижение наших войск, понял? – уточнил я.

Кельт охотно закивал, показывая, что у него нет вопросов. Тогда я еще раз воткнул нож в столешницу и провел теперь уже сплошную линию, одну, которая вела все в тот же Кротон.

– Римляне, – сухо пояснил я Ганнику.

Я видел, как напрягся мой полководец, как мертвенно-бледным стало его лицо.

– Ты принял бой один, Спартак? – осторожно поинтересовался он.

– Просто посмотри на то, что произошло дальше! – ответил я.

Сейчас не было времени рассказывать Ганнику о случившемся в Кротоне. На данный момент события, которые развернулись в городе-порте, не играли никакой роли и не могли ничем помочь здесь, в Фуриях. Я быстро прочертил три расходящиеся линии от порта, которые уходили к трем оставшимся на столешнице точкам. Добавил пунктирную линию, которая вышла из Кротона, пошла в параллель со сплошной линией в Фурии. Ганник едва не выскочил из-за стола, сгорая от любопытства.

– Они клюнули? – запыхтел он.

– Пора бы догадаться! – усмехнулся я.

В комнату зашел грек, который нес на руках поднос с рагу из крольчатины, новой порцией варева из потрошков и миской маслин. Хозяин таверны поставил поднос на стол, рассыпался в извинениях и удалился. Я заметил, что он косится на исчерканный мною стол, и на всякий случай прикрыл нарисованное рукой. Ганник не притронулся к отвару и даже не обратил внимания на фрикасе, но долил себе вина, снова не посмотрев в сторону мульсума.

– Если ты скажешь, что тебе удалось каким-то образом оставить Тирна в тылу врага, я упаду тебе в ноги и назову богом! – расхохотался кельт, хватаясь за голову.

– Я сделаю вид, что не слышал твоего обещания, потому что легион Тирна действительно в тылу трех легионов проконсула! – Я расплылся в улыбке. – Но это не все, брат. Красс ведет с собой три своих лучших легиона, у римлян есть артиллерия, есть конница… – Я махнул рукой.

Ганник прекрасно знал преимущества римской армии, силы которой за свою военную историю брали не один город, в числе прочих Кротон, о который лишь по счастливой случайности споткнулся претор накануне.

– Продолжай, мёоезиец! – взмолился кельт. – Как обстоят дела у Икрия и Тарка в Петелии и Консенции?

– Помимо Фурий, я направил конные отряды в Петелию и Консенцию. Люди Рута должны были обогнать римлян и передать Икрию и Тарку вести о хохочущем филине…

Я замолчал, перехватил нож во взмокшей ладони и медленно, поймав себя на мысли, что получаю наслаждение, провел пунктирные линии от точек, которые обозначали Петелию и Консенцию. Линии соединились у Фурий. Эту точку я обвел кругом и воткнул в нее нож.

Гай Ганник уставился на рукоять ножа, торчащего из точки на столешнице, что обозначала Фурии.

– Ну Спартак! Ну мёоезиец! – то и дело вскрикивал он, от восторга хлопая в ладоши, будто малое дитя.

– Тише, Гай, веди себя сдержаннее, теперь я не так уверен в своем окружении, как прежде, даже у стен могут быть уши! – зашипел я, пресекая гладиатора. – Единственное, чего я опасаюсь, – как бы вести о хохочущем филине не затерялись на полпути! – гулко выдохнул я.

Кельт вздрогнул от этих слов.

– На то есть опасения? – спросил он.

– К тебе в Фурии из Кротона выдвинулись два отряда, по три всадника в каждом. Шесть человек, тогда как добрался один лишь я. Как ты думаешь, нам есть чего опасаться? – ответил я вопросом на вопрос.