Валерий Атамашкин - Я – Спартак! Возмездие неизбежно

Эти слова римлянина стали для меня последней каплей. Я вскочил из-за стола, схватил его за грудки и что было силы швырнул к дверям. Посол потерял равновесие, упал и больно ударился о дверной косяк. Но на лице его застыла улыбка.

– У тебя есть время подумать, Спартак! – прошепелявил он, вытирая кровь с разбитых губ.

– Пошел вон! – взревел я, хватаясь за гладиус на столе.

Варрон поспешно поднялся, с гордым видом одернул задравшийся плащ и вышел через дверь. Одни боги знали, каких трудов мне стоило отпустить этого человека восвояси. Кисть, которой я сжимал рукоять гладиуса, побелела от напряжения. Я раздосадованно отбросил меч на пол и опустился на стул, закрыв лицо руками. Прошло несколько минут, прежде чем я сумел взять себя в руки и успокоиться. Разве какое-то другое предложение мог озвучить человек, превосходящий тебя во всем? Что еще мог ожидать я, когда приглашал легата к столу переговоров?

– Рут! – взревел я.

Гопломах, стоявший в дверях, забежал в комнату.

– Где наши гости?

– Направились к выходу из города! – отрапортовал гладиатор.

– Я надеюсь, у тебя хватило мозгов не трогать никого из них.

– Не трогал, но была бы моя воля, и я бы задушил каждого из этих напыщенных идиотов голыми руками! – прошипел Рут.

– Не стоит. – Я покачал головой. – Догони Варрона! Скажи, что нам следует подумать до вечера, а потом собери военачальников. Будет совет!

Мы сидели за тем самым столом, за которым я рассказывал свой план Ганнику. Я, Ганник, Тирн, Икрий, Тарк и Рут. Выжатые как лимон, бледные, с лиловыми мешками под глазами, но возбужденные. Понятное дело, вести о приходе посла Помпея не оставили равнодушным никого. Совещание с самого начала готово было свалиться в сумбур, но я каждый раз вмешивался, требуя тишины и дисциплины. Сейчас один за другим военачальники с кислыми минами отчитывались мне об объеме проделанных работ. Удалось сделать многое. Ганник укрепил городские ворота, вырыл в их проходе глубокий ров, очистил от трупов римлян ров у внешней стены гарнизона, углубился. Тела перекинули на вал, тем самым возвысили его и сделали линию укреплений еще прочнее. Тирн со своими бойцами освежил колья и упрочнил рогатки. Икрий и Тарк внесли в оборону города последние штрихи. Именно им достался самый сложный приказ. Руками бойцов грека и бербера домики фурийцев превратились в мини-крепости, ощетинившись кольями и непроходимыми рогатками. Подобные конструкции должны были сыграть ключевую роль, когда схватка с легионерами Помпея переместится на улицы Фурий. Рут выполнил мой приказ. Теперь между домами повисли валуны и бревна, готовые в любой момент упасть на голову римских легионеров. Колоссальная работа осталась позади. Вид неприступных Фурий вселял уверенность в сердца восставших, которые теперь ждали наступления Помпея с особым воодушевлением. Повстанцы были уверены, что вечером я откажусь от предложения римского полководца и только лишь тяну время, чтобы иметь возможность подготовиться к атаке римлян как можно тщательнее. В отличие от своих военачальников я не разделял точки зрения подавляющего большинства восставших и, собравшись с мыслями, попытался объяснить почему.

– Помпей не пойдет внутрь. – Я врезал ладонью по столешнице, за малым не перевернув чашки с мульсумом.

– С чего бы он не пошел! – всплеснул руками Рут. – Пойдет как миленький!

Ганник приподнял бровь.

– Почему ты считаешь, Спартак, что Помпей поступит именно так? Есть основания? – спросил он.

Я пожал плечами, забарабанил пальцами по столу.

– Хотя бы потому, что для этого нет никаких предпосылок! – устало выдохнул я.

– Странные вещи ты говоришь! – Икрий нахмурился. – А как же он будет выигрывать эту войну, если воевать он, по твоим словам, вовсе не собирается?

Я усмехнулся, покосился на грека, на лице которого застыло искреннее удивление.

– У Магна за пазухой тридцать баллист. Отдан приказ валить леса и строить новые единицы! Как ты думаешь, для чего это делает Помпей, пошевели мозгами, Икрий!

– Спартак, просто скажи, что он задумал, – вмешался Ганник.

– Смотри сюда, – немного резче, чем следовало, сказал я. Я взял кинжал и, как и в прошлый раз, принялся рисовать на столе. Легким движением вычертил круг. – Это Фурии, то есть мы!

– Угу, – охотно кивнул Ганник.

– А это, – я прочертил прерывистую линию дугой, – это артиллерия Помпея. Тридцать единиц плюс то, что будет введено в строй к вечеру, как раз до того момента, как истечет время на принятие нами решения.

– Ты хочешь сказать, что Помпей начнет расстреливать нас…

– Он просто сметет Фурии до того, как ты успеешь досчитать до ста, кельт! – перебил я Ганника. – У нас нет ничего, чем мы бы могли ответить со стен и как-то вывести из строя его баллисты. Единственное, что мы можем сделать, – выйти из города и дать бой. Он этого и ждет!

– Ты говорил, что он не станет трогать нас до тех пор, пока у нас есть две тысячи римлян? – уточнил Тирн.

Я промолчал. Галл, несмотря на свою молодость, умел задавать интересные вопросы. В вопросе Тирна крылся главный подвох. Я действительно считал, что Гней Помпей не тронет нас до тех пор, пока в амбаре томятся две тысячи римских пленных. Но предполагать вовсе не значило располагать. Я имел исходные данные и сейчас понятия не имел, как все сложится. Требовалось время, чтобы мысли в голове встали по полочкам. Помпей блефовал, и я не знал, в какую сторону повернет полководец.

– Я верю, что Спартак что-нибудь придумает, – выдохнул Рут.

– Хорошо бы, до вечера осталось не так много времени, – нервно улыбнулся Ганник.

– А чего думать? По мне, все просто – либо мы принимаем бой, либо сдаемся Помпею, – пожал плечами Тарк. – Могу сказать одно: если римляне вынудят нас покинуть город, то сильно об этом пожалеют. – Он ударил кулаком по столу.

– Не торопись с выводами, – пресек я Тарка.

– Не все потеряно, мёоезиец, я прав? – спросил Рут.

Я промолчал, погруженный в размышления.

– Безвыходных ситуаций не бывает, – выпалил Икрий.

Пока что ничего вразумительного не приходило в голову. Будто песок сквозь пальцы, уходило время для того, чтобы все взвесить и принять правильное решение. Я уткнулся лицом в ладони и помассировал веки, прогоняя сон. Мои военачальники начали бубнить, о чем-то спорить, но я не слушал, а лихорадочно размышлял. Взгляд упал на горевший на стене факел, я вздрогнул от посетившей меня мысли, которая холодком пробежала по всему телу.

Варрону хватило нашей первой встречи. Во второй раз к стенам Фурий пришли другие люди – Помпей подослал ко мне своих центурионов. Все до одного это были седовласые солдафоны в начищенных лориках и поножах, из тех, кто знал военное дело назубок от и до. На этот раз наша встреча состоялась прямо у городских ворот. Разговор складывался непросто, но я твердо настаивал на своем, когда дал понять центурионам, что пленники покинут Фурии лишь в том случае, если за ними явится лично Помпей. Все другие варианты и предложения я отметал с порога, чем поначалу вызвал бурю негодования послов. Озадаченные моей твердостью, они стояли у рва, явно не рассчитывая на такой ответ, и лихорадочно соображали, что делать дальше, в какую колею им следует вывести переговоры, чтобы не опростоволоситься и не получить в римском лагере нагоняй.