Евгений Красницкий - Позиционные игры [litres]

Я уже всяко думал, но выходит, что Мирону надо боярина убивать или самому в проруби топиться. И если у него задуманное получится, всем плохо станет. Да и вам тогда… Силой придется брать то, что пока можно по согласию решить.

«Стоп. А с этого места поподробнее, пожалуйста… Это что же, сэр, вам сейчас Журь на блюдечке предлагают? Так не бывает. А кто? Медведь сам от себя? Или от увечного сына Журавля, которого он мимоходом помянул? Вот это вряд ли. Про сына все говорили, что он то ли припадочный, то ли блаженный, то есть за боярина его не признают, даже те самые нурманы, которые его то ли охраняют, то ли стерегут как ценного заложника.

Медведь слишком умен, чтобы так блефовать. Значит, предлагает от того, кто имеет право предложить, но имени его ни словом пока не упомянул. Журавля нет – а кто остался? Что там грек про Тимкиного отца не досказал? Ведь ушел от разговора при мальчишке, явно ушел, а вы спросить не догадались – вернее, некогда было. Значит, продолжаем качать Медведя дальше. Скажет, ибо другого выхода у него нет.

Что торгуется – понятно. У них там сейчас тоже наступило время, когда все возможно, и самая проигрышная позиция при таком раскладе – стараться сохранить в неизменном виде то, что есть. Но это позиция слабая, из такой его в лучшем случае на роль пешки отодвинут. В худшем – с доски сбросят. А он этим довольствоваться не станет – за ним не только его род стоит, но и его команда, если вы правильно понимаете, сэр Майкл. А поскольку он не дурак, то все козыри сразу на стол не выложит – торги только-только начались. Ладно, попробуем свои карты приоткрыть, а то так и будет вокруг да около ходить».

– Согласие есть продукт, полученный при полном непротивлении сторон, – с нахальным видом брякнул Мишка и увидел, как взлетели у Медведя брови, а Макар, внимательно слушавший их разговор, чуть не подавился, скривившись то ли от сдерживаемого смеха, то ли от досады. Мишка прогнал ухмылку и уставился на своего собеседника.

– Я от тебя ничего не скрываю, а ты мне не говоришь главного: что именно ты нам предлагаешь и от кого пришел. То, что у вас там закипело, само не рассосется. Со стороны, говорят, виднее, и я, человек со стороны, вижу три исхода, чем все это может кончиться.

Первый – ни нам, ни вам не интересный: князья про вас стороной прознают. Да и наверняка уже прознали: ты же сам говорил, что Мирон с кем-то извне дела ведёт. Опять-таки, на Княжьем Погосте боярин сидит не совсем дурной. Ему, пока мы с находниками разбирались, не до вас было, но совсем-то не забудет. И про мастеров в слободе, и про то, что доход от княжьей казны таите – все это выяснится. Князья любую силу, им не подвластную, или к себе притянут, или уничтожат. Вы болотом от нас отгородились, но от князей это не защита, долго не высидите. И если князь прикажет, то наши с тобой договоры мало чего значить будут – на любую силу всегда бо́льшая найдется. Тогда всему конец: вы в полон попадёте – кто жив останется, а мы из доверия выйдем.

Второй путь – то, чего добивается ваш Мирон. Не знаю, какой с того ему резон, но думаю, хочет под шумок урвать самое ценное – мастеров. Сотня поднимется и, так или иначе, вынудит сотника на вас войной идти, особенно теперь: после бунта ратники злые, им все ваши расклады не объяснишь. Боярин Корней ещё и воевода Погорынский – у него под рукой не только сотня, но и боярские дружины. За долю в добыче и они в этом походе не откажутся поучаствовать, так что разорят ваши городки и веси подчистую.

Я не угрожаю – этот исход и Лисовинам нежелателен. Ну, возьмем мы богатую добычу. Кто жив останется. И возьмем один раз, потому что больше разорим, чем приобретем. Ты вот грека прислал, говоришь, умен, и польза с него немалая, а многие его оценить способны? Сядут новые бояре в ваших весях: и все наши десятники не прочь боярством обзавестись, и со стороны найдутся желающие. Мастеров… Ну, кого не убьют, разберут промеж собой в холопы – и чего тогда останется? Если не дети, то внуки уже и не вспомнят, что там было до них.

Медведь молчал и слушал. Ничего иного, кроме напряженного внимания по его лицу прочесть было нельзя. Но так Ратникова здесь ещё никто не слушал. Макар рядом заметно напрягся – Мишка на него не оборачивался, но ощущал, как тот подобрался, словно перед прыжком, видимо, был готов к любому исходу, вплоть до того, что «лешаки» прямо тут их и положат. Мишка криво усмехнулся и продолжил:

– Но есть и третий путь. Все, что сохранить удастся – так и останется. И перейдет под руку Лисовинов как есть, а вас мы не обидим – нам это просто-напросто невыгодно. Признаете над собой княжеского воеводу и власть князя Туровского. Тем, кто служить готов, придется принять христианство, но без этого в любом случае не обойдется. Князю дань платить придется, зато он и не полезет сам разбираться, что и как у вас устроено – главное, чтобы земля приносила доход и торговля шла. Ваш боярин, если этого не поймет и не примет, погубит и себя, и вас. И, разумеется, своей власти лишится.

Ты сам сказал, что это можно сделать только по доброй воле. Но кто, кроме боярина, сможет за всех говорить и принести присягу воеводе Погорынскому?

Уже не пацан-Лисовин, а Ратников, в упор глядя Медведю в глаза, увидел, как напрягся его собеседник. Но не вздрогнул, не переменился в лице и взгляда не отвел.

«Силен! Даже князя в прошлый раз пробрало, а у этого не дрогнуло ничего, только лицо закаменело, как у Андрюхи.

…Черт, завис он, что ли?»

После Мишкиного подробного анализа – о перспективах развития соседнего боярства в результате слияния капиталов под руководством рода Лисовинов и к взаимной выгоде – над поляной повисла пауза, плавно переходящая в категорию «немая сцена». Наконец Медведь отмер, шевельнул плечами, расцепил сжатые в кулаки руки, застывшее маской лицо вновь приобрело живые черты, и «лешак» неспешно повернулся к Макару. Голос его прозвучал буднично, почти скучно, а от услышанного Мишка чуть с пенька не свалился от неожиданности. Макар, кажется, тоже.

– В прошлый раз мы с тобой разговор так и не закончили. Я твою Любаву за своего Боеслава сватал, ты вроде не возражал. Дети, конечно, пока ещё в возраст не вошли, но решать-то надо заранее. Если будет на то слово твое и Лисовинов, то забирай моего парня прямо сейчас. А я в надеже буду, что если что – вы сына не оставите. Он не примаком тебе в семью идет: справим ему хозяйство, как время приспеет, и твоя дочь в возраст войдет, да и сейчас честь по чести, как положено, подарки будущей родне с собой взял. А если со мной что случится, так мой старший сын за мое слово ответит – ему тогда и в роду, и в группе за главного быть.

«В группе? От Журавля словечко-то. Не удивлюсь, если полностью это группа быстрого реагирования или ещё как-то так звучит. И вообще – охренеть три раза! Нет, три мало – десять. Это он пришел о помолвке договариваться? Хотя… тормозите вы, сэр, чего-то… Сами же решили, что он ролью посредника не удовлетворится – гарантии мужику нужны. Для него и его «группы». Пока не получит – разговора не будет. Он нам и так уже много козырей сдал».