Евгений Красницкий - Позиционные игры [litres]

Мишка с Андреем устроились рядом, а Никифора, заломив ему руки и изгваздав в кровище дорогой полушубок, Молчун с Чумой держали возле дверей. Купец попытался было рыпнуться, когда они принимали его у Арсения, но засапожник Молчуна, скользнув под бороду, оказался убедительным аргументом: Никифор замолчал и только пучил глаза и ловил ртом воздух. Кровь из носа продолжала сочиться по бороде и усам.

– Ты княжью волю не можешь не исполнять. И сотня свой долг понимает, потому и пойдет умирать – не впервой. Но по княжьему слову. А своей кровью набивать мошну твоему родичу сотне не с руки. Он же нас всех под убой подставил! – Аристарх коротко глянул на Никешу, потом сочувственно – на Корнея. – И тебя с Михайлой тоже на убой… Егор слышал его разговор с князем.

– И чего он наболтал?!

– Да ты что, Корней? – взвыл купец, дернувшись было, но тут же от пинка по ребрам едва не уткнулся головой в пол. – Да разве ж я… – прохрипел он.

Корней придавил Никешу тяжелым взглядом, потом хмуро глянул на Егора.

– Говори…

– Все так, сотник, – кивнул Егор, рассматривая корчившегося у дверей Никифора. – С твоим родичем князь Всеволод давно ладит. А как узнал, что Михайла приходится ему племянником, повел разговор, чтобы перебраться на Никифоровы ладьи и уже с ним идти в Туров, а самого Михайлу с отроками отослать в Ратное. Ну, и сотню где-нибудь перехватить и с тобой договориться. Никифор и сам бы рад, да жалился, что племянник строптив и его не слушает, а силой его, паршивца этакого, никак не принудишь. Зато предложил Всеволоду выход, как можно сотню на пороги послать, нашими руками тамошнюю затычку выбить и посчитаться с находниками за семью.

И не только сотню, но и Младшую стражу. Мол, если за спасение княгини пообещать выдать за Михайлу боярышню, да в приданое ей посулить земли по ту сторону порогов, чтоб сам их захватил и там укрепился, то Корней за такой сладкий кус для внука всю сотню поднимет и поведет хоть к черту на рога. А боярышню сейчас можно только сговорить, все равно возраст ещё ни у нее, ни у Михайлы не подошёл. И вообще, ей с ним на пороги не идти.

«То, что дядюшка хотел сотню использовать, это понятно. И ведь не подонок анкл Ник, просто мозги у него так повернуты – по-купечески. И с князем как купец торговался. Но для господ баронов это не оправдание. Они своим и за меньшее головы рубили. А тут чужак…»

– Что же ты наделал, Никеша? – Корней тяжело поднялся, подошел и встал напротив Никифора, разглядывая его, будто впервые увидел. – Говорил я с Федором, он мне много чего нарассказывал… И про тебя тоже. Значит, мало тебе прибытка от моей семьи – решил сотней расторговаться? Мне же теперь за тебя ответ держать… – и отвернувшись от Никифора, поинтересовался у Егора. – У вас все готово?

– У-уммм… – откликнулся Заика и вышел вперед, поигрывая коротким широким ножом и с деловитым спокойствием разглядывая подопечного.

– Тогда тащите его из избы – нечего тут порог поганить! – распорядился Корней.

Непроизвольно глянув в сторону Заики и оценив приготовления, Никифор, который ещё как-то держался, окончательно сорвался с нарезки:

– Корней! – отчаянно заголосил он, забившись в руках ратников, собравшихся волочь его на улицу. – Я же для вас!.. Я же тебя про Пимена упредил!.. Разве бы я сестру бросил?!

Никеша, отчаянно цепляясь за жизнь, все-таки извернулся, уперся в дверях, захрипел, вырываясь из объятий Чумы и Молчуна, и торопливо выкрикнул:

– И так ведь, что мог, делал! Сколько серебра вбухал… Сейчас сотня князьям нужна стала, а так бы ещё год назад… Михайла! Ты же мне родич кровный… Да скажи ты им!

«Пимен? Вот это уже интересно… Стало быть, это Никеша тогда упредил деда, что к князю кто-то приезжал за сотню торговаться. Потому дед и сорвался в Туров прошлой зимой. Откуда Никеша знал? А, не важно… И не бросил нас – помогал, чем мог, хотя наверняка считал, что Корней стар и не потянет род поднять – тогда все так думали.

А тут мы с циркусом в Туров заявились, и Корней, вместо того, чтоб думать о покое на пасеке, к князю полез… Вот дядюшка и увидел шанс… Нет, на сотню ему, конечно, наплевать, но сотня под руководством Корнея – это шанс для рода. Он же, и правда, о роде пекся, по-своему, по-купечески. Значит, торг вокруг сотни целый год шел, и Никеша активно участвовал в аукционе… Потому и в Ратное вкладываться стал, и лавку открыл – место застолбить. А тут прибыль пошла, и аппетит разгулялся… Не мог он такой шанс упустить. А что это значит сотню и Малую стражу отправить на верную смерть, он и в уме не держал. Самостоятельно правильно оценить соотношение сил и разницу между службой наёмников, охраняющих купеческий караван, и походом на земли ятвягов, он в принципе не способен. Дескать, раз воюем и войной живем, то какая нам разница? Короче, со всей детской непосредственностью прожжённого купца начал торговаться с князем за подразделение, которое для него, любимого, станет охранять неманский путь…

Ладно, пора, сэр, вмешиваться в этот праздник жизни, пока дядюшку и правда в расход не пустили. Или сам от расстройства не помер…

Так за сколько процентов прибыли капиталист родную мать продаст? Сейчас и выясним… Главное, баронов убедить ».

– Да, деда, и впрямь, дядюшка мне родич кровный, – не глядя на Никешу, проговорил Мишка. – Только думает он, как купец, а не как боярин. Потому князь нам его и отдал: поглядеть, что и как мы решим, и можно ли с нами дело иметь. Или в самом деле послать на убой – сколько-то на порогах продержимся, а потом и не жалко. Или все-таки удастся мне дожить до свадьбы с боярышней, а сотне возродить свою былую силу и сделать дело.

– Ты чего задумал, Михайла? – Корней через плечо обернулся на родича. – Никеша, жив ещё? – и махнул рукой ратникам. – Ну-ка, давайте его сюда! – и, дождавшись, пока Никифора подтащили на середину избы и, как куль с мукой, водрузили на заботливо пододвинутую Арсением скамью, уставился в упор на внука:

– Ну, говори…

– Ведь дядюшка как лучше хотел, – криво усмехнулся Мишка. – Ну, как он это сам понимал, – покосился он на Никешу и, не дождавшись ответа, пожал плечами. – Он купец и думал за род, но как купцу думать положено. Не умеет он иначе. А то, что для нас это смотрится предательством, только тут, похоже, понял. Ведь понял, дядюшка?

Никифор, получив отсрочку от неминуемой смерти, которую уже ощутил и даже пощупал, никак не мог собрать мысли в кучку и только кивнул.

– Это с него вины не снимает, – дернул искалеченной бровью Мишка, – но как купец он все равно хорош и полезен. Вот пусть отныне и занимается своим купеческим делом. Когда ещё его сыновья в возраст войдут, а нам от него уже сейчас многое потребуется: поход – затея недешёвая. А про… «медвежью охоту» ни мы ему теперь забыть не позволим, ни князь.