Евгений Красницкий - Позиционные игры [litres]

Мишка насмешливо посмотрел на обалдело вытаращившегося на него Никифора. В каком бы шоке он перед этим не пребывал, но слова племянника оказали на него действие того самого клина, котором выбивают другой клин.

– Да, князь! Ведь именно князь тебя и сдал. Так я говорю, деда? Слову десятника Егора и без того бы поверили, но ведь боярин Федор это слово подтвердил? Так?

– Так, Михайла, – задумчиво отозвался вместо Корнея Аристарх. – Передал ему князь разговор с Никифором…

– Ага. Я так и подумал, – опять кивнул Мишка и снова насмешливо воззрился на дядюшку. – Потому и сдал, что прекрасно понял: полезный ему купец мыслить, как князь или хотя бы как боярин, не способен. Но с чего-то вдруг пытается. А главное, вообразил этот купец себя зачинателем своего собственного рода – Никифоровых. Князь в общем-то не против, да только зачем ему такой купец? Вот он сотне его и передал: или справимся и к делу пристроим, или прибьем. Отвечать-то нам за результат, а не за то, кого медведь в лесу задрал… Так что ошибся ты, дядюшка, в оценке своей нужности и в том, что в таких делах ты можешь решать наравне с князем. И жаловаться теперь бесполезно: во-первых, у князей и свои медведи в лесах не перевелись, а во-вторых, им это дело нужно . А потому теперь судьба туровского купца Никифора с сотней накрепко повязана. И с судьбой рода Лисовинов…

Мишка в упор уставился на Никешу и повторил ещё раз:

– Не Никифоровых, а Лисовинов. Дядюшка у меня не глупый, он же больше не перепутает, да?

Никеша сглотнул и затравленно огляделся: десятники серьёзно переглядывались друг с другом и с Аристархом. Егор ухмыльнулся, подмигнул Никеше, а дед кивнул:

– Не спутает теперь. Мы ему шкуру медвежью для памяти подарим, – и, в свою очередь, осмотрел десятников. – Слышали все? Князю сотня нужна ! И сотня, и поход… И пойдём уже не так, как сто лет назад – табором с бабами и детьми. Чтобы успешно такое дело провернуть, нам нужно за спиной что-то иметь. Вот за спиной Ратное с Погорыньем и останется. И тут кому-то тоже придется на хозяйстве сесть. Кто там ворчал, что лучше синица в руках, чем журавль в жопе? Ты, Фома? Ну, так получишь ты свою синицу… Пимена тут недаром помянули. Он чего хотел? Торговлишкой и ремеслами заниматься? Ну вот, кто останется, тот и займется. Боярами станут все, кто хочет и может. Но кто рискнет и пойдет – получит МНОГО. А Никифор… – Корней покосился на родича. – Егор, будь другом, своди его в баню да к лекарке. У тебя, я слышал, баня знатная? Видишь, перепил вчера мой родственник на радостях за меня и племянника, и сейчас его ноги не держат – оглоблей в рожу получил. А нечего зевать… Очухается – мы с ним ещё поговорим.

– Скучаешь по своему учителю, Мишаня? Страстный человек был отец Михаил – по-своему страстный. Хоть христиане страсти грехом и почитают, но он всю свою страстность в веру обратил. Не ладили мы с ним, но через тебя и между нами связь тонкой ниточкой пролегла… Я ее всегда чуяла. А теперь словно оборвалось что-то. Вот бы он за тебя порадовался. Сам он смысл жизни видел в том, чтобы свою веру в мир нести, а теперь ты, любимый его ученик, в земли языческие отправишься для этого же… Это дорогого стоит – знать, что твое дело есть кому продолжить.

Мишка от такого пассажа едва не поперхнулся: от кого-кого, но от Великой волхвы не ожидал. Даже с учетом того номера, что она отмочила в прошлый свой приезд в крепость.

Сегодня Нинея встречала Мишку не как боярыня своего воеводу, а как добрая бабушка, соскучившаяся по любимому внуку. Подарок, что он ей поднес, приняла с истинно женским восхищением, прильнула щекой к мягкому меху, накинула на плечи, потом бережно сложила на коленях и так и держала при себе до конца разговора, словно не в силах с такой красотой расстаться. И начала разговор с того, что отца Михаила помянула добрым словом.

«Во мадам Петуховская дает! Неужто ее «бабушка Варвара» все-таки обломала? Ха, так, глядишь, и в монастырь подастся… Впрочем, хватит ерничать, сэр. Забыли, с кем дело имеете? Помните, что Егор сказал?»

В прошлый раз в крепости волхва долго не задержалась. Когда пир окончательно перешел в неофициальную часть, она тихонько выбралась из-за стола, остановила намеревавшихся было подняться вслед за ней женщин и, поймав Мишкин взгляд, поманила его к себе.

– Не обижайся сотник, но стара я стала для таких увеселений. Вы празднуйте, дело молодое, а я поеду. Вели найти моего возницу, он возле кухни ждет, пусть сани подает к крыльцу. А ты уж проводи старуху – тут и без тебя пока обойдутся.

– Непременно, боярыня, – поклонился Мишка. – Уж прости, что не получилось мне по твоему приказу явиться сегодня…

– Пустое, Мишаня, – ласково улыбнулась бабка. – Радость у воеводы – его надо было уважить, а мы с тобой ещё наговоримся. Ты ко мне послезавтра подъезжай, раз уж сегодня не сложилось.

Мишка под локоток довел бабку до саней, потом дошел до ворот и только там понял, отчего испытал облегчение, когда возок Великой волхвы скрылся за деревьями: от Нинеи исходила волна тревоги. Впервые за время их знакомства.

«Чем же так приложило баронессу Пивенскую? Неужели посещение часовни и молитва так подействовали, что от нее зашкаливает, как от силового трансформатора? Интересно, во что оно там преобразуется и на что направлено? Хотя к христианским обрядом у нее иммунитет должен был ещё в Турове выработаться, иначе тамошний монастырь давным-давно разнесло бы…»

– Михайла! Вот ты где! – прервал его мысли оклик десятника Егора. – А я гляжу, ушел ведьму провожать и пропал.

– Боялся, что ли, что вороной обернется и унесет меня? – усмехнулся Мишка, направляясь за Егором к трапезной, где звучала музыка и шумела подвыпившая компания.

– И боялся, – серьезно ответил Егор. – Великая волхва на молитве стояла… Ты хоть понимаешь, что это такое?

– Понимаю, – кивнул Мишка, вспомнив свой разговор с дедом. – Мир меняется. И волхва от него отстать не хочет – потому хоть на молитву, хоть в монастырь готова.

– Может, и меняется, – Егор зябко передернул плечами. – Только вначале ломается. Под обломки бы не попасть…

А когда отпировали, проводили десятников, пристроили на ночлег так и не пришедшего в себя Никифора да угомонился дед, случился у Мишки ещё и с матерью разговор.

– Тревожно мне что-то, Мишаня, – озабоченно проговорила Анна, оставшись наедине с сыном. – Нинея в часовню пошла. Она! С чего бы вдруг? После того, что с отцом Михаилом у них случилось… И с отцом Меркурием сегодня говорила как ни в чем не бывало. Хотя он, может, и не знает…

– Вот это вряд ли, матушка, – усмехнулся Мишка. – Может быть, отец Меркурий знает как раз больше, чем отец Михаил. Потому и говорил не с Великой волхвой, а с боярыней Гредиславой. Которую, между прочим, у себя мать Варвара, игуменья Туровского женского монастыря, принимать не гнушается.