Виктор Носатов - Мгновение истины. В августе четырнадцатого

Предоставив унтер-офицеру всю полноту власти, Аристарх направил своего коня в тень небольшой березовой рощицы, примыкавшей к правому флангу учебного поля. Оттуда все упражнения кавалеристов были видны как на ладони.

Понаблюдав с полчаса за ловкими и точными движениями гусар, то отражающих атаки, то наступающих на учебного врага в пешем строю, Аристарх с удивлением отметил про себя, что выучка солдат и унтер-офицеров была в шестом эскадроне на высоте.

«А что тут удивляться, – подумал он, – ведь недаром же полк на учениях в Красном Селе получил от великого князя Николая Николаевича самую высокую похвалу».

– Вахмистр, ко мне, – крикнул Аристарх, решив дать солдатам время на отдых.

– Господин корнет, вахмистр Загороднев по вашему приказанию прибыл, – отрапортовал хриплым голосом подбежавший унтер-офицер.

– Как тебя звать-величать, любезный?

– Ефимом, ваше благородие.

– А по батюшке?

– По батюшке Иванович я.

– Жарко, небось, Ефим Иванович? – спросил Аристарх, видя, что на лбу вахмистра выступили капельки пота.

– Да ничего, вашбродь, мы люди привычные.

– Может быть, объявите перерыв, – предложил неуверенно Аристарх, – в четверть часа?

– А что не объявить, – согласился унтер-офицер, – объявим.

– Шашки в ножны! Строиться в пешем порядке.

Только после того, как все гусары заняли свои места в строю, вахмистр скомандовал:

– Р-р-равняйсь! Смирно! Вольно, разойтись.

«Какой здесь все-таки замечательный уставной порядок во всем, – продолжал удивляться корнет, – даже у нас в училище среди юнкеров такого послушания и исполнительности не было…»

– Ваше благородие, – неожиданно оторвал Аристарха от радужных мыслей чей-то настойчивый голос, – младший унтер-офицер Кузьмин, разрешите обратиться?

Обернувшись, он увидел знакомого гусара, который недавно в Красном Селе передал ему приказ полковника немедля явиться в полк.

– А-а, это ты, Кузьмин, – обрадовался он знакомому лицу, – слушаю тебя.

– Когда ваш батюшка спас меня от неминуемой смерти в Памирах, я перед Богом и людьми поклялся отплатить своей верной ему службой, – торопливо, словно боясь забыть вызубренный накануне урок, проговорил он, – но до сих пор так и не смог этот данный себе зарок выполнить. Потому что его высокоблагородие вскоре выехал в Петербург и больше в наши края не наведывался…

– Так чего же ты, братец, хочешь? – спросил удивленный корнет.

– Раз мне не удалось послужить вашему батюшке, так позвольте, ваше благородие, послужить вам. На войне у офицера нет лучшего слуги, чем верный по гроб жизни гусар, – мудро закончил он свою искреннюю просьбу.

– Я слышал о твоем счастливом спасении от отца, и это очень похвально, что командира своего ты до сих пор не забываешь, – сказал задумчиво Аристарх, – откровенно говоря, я был бы только рад тому, что такой умудренный опытом солдат, как ты, всегда был при мне. Но что скажет на это ротмистр, ведь ты, наверное, исполняешь обязанности командира отделения?

– Так точно, ваше благородие, – согласился младший унтер-офицер, – но я уже подготовил себе замену.

– Это хорошо, – удовлетворенно промолвил Аристарх, – пригласи-ка ко мне вахмистра, – добавил он, намереваясь решить вопрос, не откладывая его в долгий ящик.

– Слушаю, ваше благородие, – доложил унтер-офицер, – прикажете закончить перерыв? – спросил он.

– Пусть еще отдохнут немного, – ответил корнет, – но я не за этим тебя позвал. Что ты можешь сказать об отделении Кузьмина?

Вахмистр вопросительно взглянул на младшего унтер-офицера, стоящего рядом, и, пожав своими широченными плечами, ответил:

– А что сказать, ваше благородие? По моей мерке, хорошее отделение. Вот и командир наш, ротмистр Лермонтов, после учений в Красном Селе всему отделению благодарность объявил, а Кузьмина золотым презентовал. Только вот что я вам, ваше благородие, хочу сказать: нелегко ему теперича своими гусарами верховодить. Ведь не молод ужо. Он и сам это понимает, – сочувственно взглянул он на вытянувшегося в струнку младшего унтер-офицера, – замену себе отличную подготовил, ефрейтора Собакина. Тот и сам гусар отменный, и отделением командует с умом.

– Закончить отдых, – приказал корнет, – вахмистр, командуйте. Я хочу посмотреть, как ефрейтор Собакин справится с отделением.

Через несколько минут Аристарх воочию убедился в справедливости слов вахмистра. Под руководством ефрейтора отделение Кузьмина все упражнения проделывало отменно, даже с какой-то лихостью.

Аристарх так увлекся изучением гусар, что не сразу заметил скачущего в сторону учебного поля всадника. Только внимательно присмотревшись, он узнал в нем ротмистра Лермонтова. Корнет дал своему коню шенкелей и, выскочив на поле, скомандовал:

– Шашки в ножны! К своим коням! Строиться!

Гусары все так же четко и слаженно выполнили его команду и вскоре замерли в конном строю.

– Смирно! Глаза направо! – скомандовал корнет.

– Здорово, братцы-ы-ы! – зычным, протяжным голосом приветствовал своих гусар ротмистр.

– Здравия желаем, ваше благородие! – раздался громогласный, дружный ответ.

– Молодцы, гусары! – похвалил командир.

– Рады стараться, ваше благородие! – громко и четко прозвучало в ответ.

– Я вижу, что вы зря время не теряете, – удовлетворенно промолвил ротмистр. – Как имя ефрейтора, который только что так умело и слаженно проводил занятие с отделением?

– Ефрейтор Собакин, – гордо, словно это он сам выучил гусара так хорошо командовать, сказал корнет.

– Похвально, корнет, это очень похвально. Сами догадались готовить младших унтер-офицеров или кто посоветовал?

– Вахмистр Загороднев рекомендовал, а младший унтер-офицер Кузьмин подготовил. Я решил только проверить, как ефрейтор Собакин справляется с обязанностями отделенного, – откровенно признался Аристрах.

– Хвалю за правду, – улыбнулся Лермонтов, – вижу, что я полностью могу на вас положиться, – искренне добавил он и, пришпорив коня, поскакал обратно в лагерь.

Закончив занятия, Аристарх поблагодарил гусар за усердие и хватку и, передав бразды правления вахмистру, усталый и довольный собой, порысил в лагерь.

Несмотря на то что гусарский полк, на взгляд Аристарха, был превосходно подготовлен к боевым действиям, полковой командир требовал от каждого офицера полной отдачи на занятиях, чтобы они как следует подготовили своих солдат не только к очередному смотру, который намечался начальником дивизии через несколько дней, но и к ведению боя в самых сложных условиях. И потому полевые занятия и учения, проводились так же каждодневно и интенсивно, как и в период подготовки к высочайшему смотру. Все это во многом способствовало тому, что моральный дух солдат и офицеров был в полку чрезвычайно высок. Гусары буквально рвались в бой.