Олег Измеров - Стройки Империи [CИ]

- И что? - на лице Сони было написано совершенно неподдельное удивление.

- Так там... там гениальные пацаны - Роберт Плант, Джимми Пейдж, Джон Бонэм и этот, как его, Джон Пол Джонс! Народ будет с ума сходить!

Соня с подозрением и некоторой укоризной взглянула на него.

- Разыгрываешь? "Лед Зеппелин" - это "Свинцовый дирижабль".

- Так это же хард.

- Какой хард?

- Ну, хардрок, тяжелый рок. Игра слов, ассоциативное название.

Соня вернула на место красочный конверт "Волынщика в воротах рассвета" и подошла к Виктору.

- Когда ты говоришь о роке, ты похож на школьника. Интересно, а как к этому относятся... ну, твои одногодки?

- Я же не навязываю им Маришку Верес.

- Вереш? Это та, что недавно в "Скандально-синие" перешла?

- Она самая.

- Неплохой вкус... Знаешь, я поняла. Ты из тех, кому нужна внутренняя свобода. Обычно люди ищут внешней. Хипарям нужна свобода одеваться, диссидентам - свобода поступков, а ты не борешься за свободу, ты просто свободен. От чужих мнений, от того, как выглядят и поступают другие. Для тебя нету слов "так принято". А это самое трудное - не делать чего-то только потому, что так делают другие. Слушай, а ты, наверное, и твист танцуешь?

- Твист - это старо. Вот шейк сбацать... но соседи снизу будут против.

- Отпад... А давай какой-нибудь медленный, на "Маяке" они всю ночь идут. Мы тихо поставим радио. Ты современный медленный танцевал?

- Спрашиваешь. А ты будешь танцевать в тапочках?

- А я буду босиком, как Сэнди Шоу. На ковре тепло.

Современный медляк в шестьдесят восьмом в СССР, если кто не помнит - это кружиться, лениво переминаясь с ноги на ногу в такт музыке. Главное здесь то, что партнеры стоят близко друг к другу, хоть и не прижимаясь, и обнимают друг друга за плечи и талию. Можно вдыхать аромат "Огней Москвы" и слышать неровное дыхание партнерши. Такая вот смесь невинного романтизма и эротики. Но от Сони ни "Огнями Москвы", ни "Пиковой дамой" или каким-то другим признаком эпохи после душа уже не пахло. От нее исходило легкое благоухание ромашкового шампуня и чистой кожи.

Светлая, неспешная мелодия кругами расходилась по комнате, источая какой-то особый, сокровенный уют. Похоже на "Um acht bis um acht", подумал Виктор, и тут же спохватился. Да что же он, в самом деле!

- Это из фильма "Еще раз про любовь"? - спросил он.

- "96 минут про любовь". В "Победе" уже прошла, в "Металлурге" идет. Ты уже сходил?

- Да. Кончается тяжело.

- Очень. Вот эта сцена, когда Евдокимов в мыслях говорит с погибшей Наташей... Прямо комок подкатывает.

"В фильме нет этой сцены. Во всяком случае, в моей реальности. Приходит Мышка, говорит, что Наташа погибла и Евдокимов просто уходит куда-то в пространство..."

- Можно, я положу голову тебе на плечо? - спросила Соня.

- Почему ты спрашиваешь?

- Вдруг это тебе неприятно.

- С какой стати?

- Люди разные бывают.

- Не понял, - недоуменно протянул Виктор. В его голове мелькнула киношная фраза: "Геша, ты бы ушел от такой женщины?"

- На самом деле? - Соня, казалось, была удивлена не меньше. - Странно, рок-музыка, запад... Никогда не слышал?

"Господи, ну что за привычка говорить подтекстом, как в пьесах шестидесятников. Что она вообще в виду имеет?"

- По-моему, в этом фильме, ну, столько-то минут про любовь, была фраза "С незнакомыми людьми легко".

- Я о другом. О том, что приняли летом в Германии. Ну, то, что не болезнь, а такое состояние организма.

"Ах, ты вот что обо мне думаешь, да?" Какая-то стихийная, первобытная волна ярости взлетела в его душе, ударив в голову, как прибой о волнолом; перед глазами словно сработала фотовспышка, только вместо объектива на него в упор смотрели два карих, насмешливых глаза.

И тогда он порывисто притянул к себе голову Сони и припал к ее губам, жадно, горячо, ненасытно вливаясь в ее слабо подергивающееся тело. Соня коротко простонала носом, попыталась мотать головой, но не в силах была оторваться. Ее глаза начали закатываться и тело ослабло, Виктор вдруг испугался, что она задохнется и оторвался от ее манящего рта; Соня тут же оттолкнула его и отпрянула к окну, задев ногой сохнувший на полу раскрытый зонтик: по счастью, тот не пострадал.

- Не надо, - повторяла она, тяжело дыша, - не надо.

Виктор пожал плечами.

- Это не болезнь, - сказал он как можно более равнодушным тоном. - Это, это, как его... стояние организма.

- Я... тебя разозлила...

- Какие пустяки по сравнению с продолжением. Ты само совершенство.

- Не надо так целовать... без любви.

- Ну, тогда это был самый оригинальный способ бросить мужчину к своим ногам, который я когда-нибудь видел.

- Я тебя разозлила, - повторила Соня уже более спокойно.

- Я же сразу сказал, что не затаскиваю в постель мокрых, застуженных и голодных женщин.

- Да, но ведь я уже сухая, согретая и накормленная, значит, меня можно... Прости, что я говорю.

- Ты просто растерялась. Для тебя это просто неожиданно.

- Н-не знаю... Знаешь, давай я теперь тебя поцелую. А то как-то не по-людски.

Она медленно подошла к Виктору и легко коснулась его лица своими губами. Руки Виктора скользнули по ее спине вверх, к плечам, он приблизил ее к себе, чувствуя, как запах ромашки начинает кружить ему голову.

- Нет-нет, так не надо, - прошептала она, - твои поцелуи слишком откровенны...

Она отстранила губы, откинув голову назад, и тогда Виктор припал к гладкой, разгоряченной внезапным происшествием коже шеи, там, где ее только-только открывал широкий ворот; Соня непроизвольно хихикнула от щекотки.

- Ты сейчас задохнешься. Давай я тебе воротник рубашки расстегну.

Легкими пальцами она вытолкнула из петли маленькую белую пуговицу; ее ладонь скользнула ниже и принялась за вторую.

- А если я тоже расстегну?

Правая рука Виктора направилась от плеча к большой, светлокоричневой пуговице банного халата.

- Нет-нет... там ничего нет, кроме меня... что ты делаешь... пожалуйста, не надо... ну я же сейчас не выдержу...

...В пепельном тумане рассвета хрипло загудел тепловоз, не рядом у переезда, а дальше, видимо, где-то возле Фасонки. Соня сидела на кровати, полуприкрывшись простыней и задумчиво глядела в серый прямоугольник окна, куда-то поверх крыш, где в утреннем небе переплетались размытые черные ветви старых деревьев. Виктор поднял руку, провел по обнаженным плечам девушки и запустил пальцы в растрепавшиеся за ночь рыжие волосы. Она повернула голову и улыбнулась.

- Будильник не зазвенит, я его выключила. Хотела тебя сама разбудить, не хочется нарушать тишину этого утра. Хочется тишины... Я не слишком шумно вела себя вечером?

- Ну, если соседи к четырем не побежали на вахту, и не сказали, что здесь режут, все нормально.

- Или им до фонаря... Ты считаешь меня развратной женщиной?