Валерий Лобков - Воительница Ольга. Книга первая

— А насчет благородства Родима, тут и семи пядей во лбу иметь не надо. Это его первая крупная битва. И как витязь, имеющий понятие о воинской доблести и чести, не мог он опуститься до удара в спину противника из засады. Этим он и отличается от тебя! — Горазд набычился:

— Причем тут слабый нос? Насморка у меня сроду не было! Это, скорее всего, от волнения! — Оторвал листик с березы и осторожно прикрыл им царапину:

— Чем Родим отличается от меня, я понял. А вот чем от тебя — ты не сказал!

— Возрастом! Может лет через тридцать, если конечно доживет, он забудет такое слово — благородство. Я когда — то тоже таким был, да потом жизнь добрые ростки выкорчевала. А годы и нужда, чистые помыслы из души постепенно вымыли. Одни коряги да валуны с острыми краями остались. — Но Горазд, окончания речи Благослава, уже не слушал. Очи превратились в узкие щелочки. Верхняя губа приподнялась, обнажая мелкие, острые зубы:

— Вот тут ты прав, про если доживет! Не будет никаких для него если! Лично ему сегодня голову срублю, вот этой самой рукой! — Благослав внимательно посмотрел на молодого соратника:

— Горазд! А за что ты так Романа ненавидишь? Виделись вы с ним всего один раз, да и то, мельком. Никакой подлости, по отношению к тебе, он не совершал. Земли твои не воевал. В чем тут секрет? — От негодования тот фыркнул так, что с носа слетел приклеенный березовый листок:

— Причем тут навидишь или ненавидишь? Я с жизненной несправедливостью борюсь! Почему это: ему все, а мне ничего?

Кто так распорядился, что у него Белыха и речные ворота, через которые он ко мне купцов не пускает? Почему, люди говорят, он с серебра — злата жрет, а я глиняными и деревянными мисками перебиваюсь? За какие — такие заслуги перед ним девки стелятся? Боголепа, жена, первая красавица на тысячи верст вокруг, брюхатая ходит! А этот баловень судьбы, уже на стороне бляжью девку подцепил! А вот мне уже тридцать, а я вонючими холопками на сеновале перебиваюсь. Почему народ его на руках носит и ему все прощает?

А я вот прощать не собираюсь! Срублю башку, как кочан капусты! Сам восстановлю справедливость, если до неё богам нет дела. — Ярость исказила его лицо. Он почти кричал. Изо рта далеко летели слюни. И вдруг он резко осекся и перешел на шепот:

— А ты зачем пытаешь меня, старик? Ты что, с ним целоваться сюда приехал? Пожалел его? Не поздно?

Я тебя на этот тракт на аркане тащил или ты в этот лесок сам пожаловал? А может это не ты придумал, как нам его в западню заманить? А может это не ты лично, лучников за кустами расставлял? Или не твоим серебром и мягкой рухлядью покупали человечка из дружины князя?

Ответствуй, старый пердун, на мои вопросы. — Горазд шипел, как потревоженная черная, болотная гадюка. Рука судорожно сжималась и разжималась на рукояти меча. В очах бушевал черный пожар. Но князя Благослава зловещим шепотом и ужимками вогнать в трусливую дрожь было трудно:

— Ты, князенок, на меня своими зыркалами не сверкай. Не испугаешь! Стар я, чтобы мальчишек с пылающим взором бояться. А на вопросы твои, как смогу, отвечу.

Когда это Роман к тебе купцов не пропускал? Напомни! Что молчишь? А может они сами к тебе плыть не хотят? А что им у тебя делать?

Ты вспомни, сколько заморских купцов у тебя, на гнилой пристани, из — за дыр в настиле, руки — ноги ломало? А может им по душе твоя прокисшая еда, которой потчуют их на твоем постоялом дворе? А может, они жить не могут без твоих крыс, которые от голода штурмуют их струги и ладьи, стоит им подойти близко к причалу? Или им нравятся ватаги разбойного люда, что в окрестных лесах возле пристани прижились, а ты на них внимания не обращаешь? Потому что с них долю имеешь!

Ты хоть перед собой будь честным. А мне, про коварство Романа, который отваживает от тебя мореходов, сказки рассказывать не надо.

— А вот в остальном, насчет меня, ты прав! И про аркан, и про западню, и про подкуп. Забыл добавить сюда сговор с ханом! Спорить тут не о чем. Прав ты повсюду!

Но есть у меня оправдание перед нашими богами, за то, что против своего брата — славянина, с басурманами погаными и с тобой, на сговор пошел. Пусть оно и слабенькое, а все же душу греет.

Вся беда в моем возрасте! Мне скоро пятьдесят три. Дряхлость тело еще не победила. В седле держусь и меч из руки не выпадает. Вот только сображалка работать плохо стала. Медленно и с ошибками. То, что моглось десяток лет назад, сейчас решить и в жизнь поставить, не получается.

Казна опустела. Две дочки без приданного. Народ бедствует. Третий год живем без урожая, дожди хлебам подняться не дают. Бортничество захирело. Мор по лесам прошел, пчелу уничтожил.

Прошлый год, все лето лил дождь, а осень пришла сухая, без единой капли с неба. Грибов, ягод в лесу не сыщешь, кроме клюковки на болотах. А тут еще и ветер постоянный, а это значит — лесные пожары. Дымом землю накрыло. Зверь ушел и больше не вернулся. Птица стороной от нас в теплые края летит. Голод! Зиму пережили семь человек из десяти.

А в этот год, в конце месяца травного (травный — май), мороз ночной ударил. Все всходы, которые к тому времени поднялись, на землю уложил! Значит опять голод!

Чем торговать с соседями, за что покупать товары? Чем прокормить подданных? Свалилась на княжество беда, а за ней и горе пожаловало на мою землю.

Вот и пришлось идти поперек души. Сподобился на сговор с тобой и ханом. Дружину свою, на чужую, но все равно родную, славянскую землю, с черными намерениями привел! Разор и горе… — Договорить ему не дал Горазд:

— Все, хватит розовые пузыри пускать. Доставай меч! Еще на полверсты их колона продвинется и аккурат окажется против нашей засады. Как только начнут лучники и конница из леса работать — поведем основную силу. А там и засадные сотни из сухого русла подоспеют. Эх, и покатаю я сегодня, головушку Родима, по зеленой травушке! — И громко расхохотался.

Благослав опустил очи, но руку положил на рукоятку меча. Назад пути у него не было. А идти вперед, положа руку на сердце, очень не хотелось. Когда посмотрел на тракт — опешил:

— Не понял! Это что за чудище? — Голос его осип, от увиденного. Дорогу колоны преградил выскочивший из редких кустов волк. Вернее не волк — волчище! Даже не волчище, а… Стоп! Слов для названия волка, ростом с жеребца, готового в скорости стать конем — не было!

Лесной ужас спокойно сел посередь тракта. Широко расставил передние ноги, раскрыл огромную пасть и показал зубы, больше похожие на кинжалы. Облизнувшись ярко красным языком, коротко утробно рыкнул так, что его приветствие отлично услышали все воины в засаде и князья с дружиной, спрятанной в роще.

Дружина Романа вначале остановилась, при виде чудища, а затем сдала назад саженей на двадцать.