Владимир Свержин - Чего стоит Париж?

Понятное дело, меня, как представителя «военной власти» Лувра, подобные условия не устраивали абсолютно. Но сам по себе факт переговоров позволял тянуть время. Часа через четыре передовые отряды Монморанси, конечно, при удачном стечении обстоятельств, могли войти в Париж.

– Полагаю, господин де Ту, вы не ожидаете, что мы дадим вам ответ сию минуту, – глядя сверху вниз на вжавшегося в кресло президента, кинул я. – Передайте герцогу, что мы желали бы взять время до рассвета на раздумья.

– Но, Ваше Величество, вы не можете не понимать, то есть я хочу сказать… Э-э-э, осмелюсь заметить… э-э-э, то есть это не я, а его светлость герцог Гиз… Э-э-э, в общем, его светлость считает ваше положение безнадежным, – впиваясь пальцами в резные подлокотники, выпалил де Ту.

Почет, оказанный ему как парламентеру, казалось, сковал все его тело подобно полярному льду, сжимающему в тисках вмерзшее судно. Он понимал, что происходит невозможное: что он сидит в присутствии двух королей, что гром должен разразить его если не здесь у подножия трона, то сразу по выходе из дворца, но сделать ничего не мог. Положение заставляло сидеть, в то время как естество и воспитание требовали немедля вскочить и застыть пред грозными очами монархов, опустив голову. Ужас и гордость разрывали душу несчастного буржуа, лишая его и без того малой уверенности в себе.

– Передайте герцогу, что старинная пословица гласит: «Кто сражается – тот не побежден». Без сомнения, наше положение тяжело, но для того, чтобы положение его самого стало положением во гроб – хватит одной меткой пули, одного удара шпагой. Либо он ждет до рассвета, либо нам не о чем вести переговоры. Ступайте, господин де Ту, и передайте Гизу эти слова в точности. Если пожелаете, я могу приказать для вас их записать.

Карл IX и Монсеньор, взятые мною на переговоры для создания видимости хоть какого-то единства между осажденными, демонстративно покинули залу, так и не удостоив посланца вождя Священной Лиги ни единым словом. В нашем мире сидевший минуту назад рядом со мной монарх с землисто-багровым, искаженным яростью лицом, как и Гиз, сам с кровавым восторгом лишал жизни гугенотов в эту ночь. Здесь он был лишен этой возможности, и друг его детства теперь стоял под стенами дворца во главе беснующейся толпы, опьяненной от кровопролития. Стало быть, он был мятежником. А королю Франции не о чем договариваться с мятежниками.

Переговоры были окончены, и я уже начал подумывать о целесообразности моего дальнейшего пребывания в Лувре. Конечно, как человек, привыкший проводить изрядную часть своей жизни в сражениях, я подсознательно не желал бросать начатое дело, оставлять боевых товарищей, с которыми уже успел хлебнуть опасностей из одного котла. Но Лис был прав – Генриха в Лувре не было, а все остальное нас не касалось. Самое время было уходить. В этих мыслях я дошел до двери, за которой только что скрылись мои «августейшие кузены», и туг же нос к носу столкнулся с де Батцем, должно быть, уже давно поджидавшим окончания дипломатической суеты.

– Мой капитан! – возбужденно произнес он, и у меня в голове невольно ясно вырисовалась картинка: агрегат, выплевывающий из своих недр мячики для большого тенниса. У нас такой использовался на тренировках. Не успеешь увернуться от вылетевшего мяча – синяк будет сходить неделю.

– Мой капитан! – вновь повторил де Батц. – Там у нас перебежчик!

– Перебежчик? У нас?

Мне частенько приходилось видеть перебежчиков, но они все, как один, были людьми, бежавшими от слабой стороны к сильной. Но бежать в осажденный Лувр из ликующего в предвкушении победы Парижа?.. Это было что-то новенькое.

– Вы его проверили? – спросил я, памятуя о кинжале убийцы-фанатика, уготованном всем трем Генрихам, принимающим участие в нынешней кровавой обедне.

– О да, мессир! Он без оружия, к тому же ранен. Просит о встрече с вами, утверждает, что вы его знаете, и клянется, что у него для вас важное известие.

– Хорошо, – кивнул я. – Веди.

Мы двинулись длинным коридором третьего этажа. Защищенные прочными ажурными решетками окна кое-где были разбиты, и сквозь эти дыры в душные дворцовые помещения тянуло ночной свежестью. Впрочем, к ней примешивался изрядный запах гари. У самого берега Сены, за Луврским садом, пылал недостроенный дворец королевы-матери Тюильри. Сил Для обороны еще и его у защитников Лувра не было. И теперь все эти, построенные с итальянской роскошью, апартаменты уничтожались безжалостным огнем, давая обороняющимся надежду, что пламя пожара остановит гизаров, желающих пробраться от набережной Сены к королевскому дворцу. Наконец наш путь закончился у одной из комнат прислуги на первом этаже. Человек, желавший меня видеть, лежал лицом вниз на кушетке, покрытой поверх соломенного тюфяка темным плащом из грубой шерсти. Раны на его спине были перевязаны кусками белой холстины, но кровь унять не удавалось, и она сочилась из-под быстро буреющей повязки, стекая на плащ. Какой-то невысокий плотный человек колдовал над ним, пытаясь помочь раненому. Заслышав наши шаги, несчастный открыл глаза и постарался сфокусировать взгляд на пришедших.

– Ваше Величество, – прошептал он. – Вы узнаете меня? – Он замолчал, должно быть переводя дыхание, а может, давая мне время на опознание. В комнате повисла неловкая пауза. Я, при всем желании, не мог узнать его, поскольку прежде никогда не видел. Уж и не знаю, как истолковал мое молчание истекающий кровью мужчина, но, печально вздохнув, он продолжил, прерывая неловкую паузу;

– Вы помните маленькую девочку Фьоретту?

– Фьоретту? Дочь садовника из По?

Я читал когда-то об этой истории. То ли у Генриха Манна, то ли у дю Терайля – точно не помню. Фьоретта была первой детской любовью принца Беарнского, нынешнего короля Генриха Наваррского.

– О да, ее! Тогда у вас был соперник, сын местного кузнеца, помните?

– Да, что-то такое было… – неуверенно промолвил я.

– Он перед вами, сир. Ваш дед дал моему отцу денег, чтобы мы уехали из По. До недавнего времени он содержал таверну здесь, в Париже. Таверна «Две коровы», сир. Там сейчас находится штаб герцога Гиза. – Я напрягся. Перебежчик из штаба врага – редкая удача. Однако, утомленный речью, беарнец вновь замолчал, переводя дух. – Сир! – отдохнув, продолжил он. – Я пришел сказать вам: герцог Гиз хочет взорвать Лувр. Он велел начать атаку, чтобы посланные им люди могли в это время проникнуть во дворец.

– Ты знаешь это верно? – сводя брови над переносицей, спросил я.

– Сам слышал, как он давал им указания.

– Проклятье! – Я заскрипел зубами.

– Неужели такое возможно? – скорее удивленно, чем испуганно проговорил стоявший рядом со мной де Батц. – Ведь здесь король!