Валери Жискар д’Эстен - Победа Великой армии

— Я подумаю, — ответил Гете, — мне больше не нравится много ездить. Император предложил мне председательствовать на съезде, который он рассчитывает организовать, чтобы обсудить осуществление его «мирной декларации». Он настаивает, чтобы я произнес вступительную речь на тему «С этого места и с этого дня берет начало новая эра в мировой истории!». Как вы, может быть, знаете, эту фразу я произнес после сражения при Вальми, в котором сопровождал великого герцога Саксен-Веймарского и в котором республиканская французская армия сокрушила коалицию правителей Европы. Обстоятельства изменились, но сейчас эта мысль еще более актуальна!

— Я с удовольствием приеду вас послушать, если меня пригласят, — поблагодарил его Бейль. — Надеюсь, я не надоел вам своими вопросами. Для меня было большой честью выслушать размышления европейского мудреца.

Гёте встал со своего кресла. Бейль заметил, что для этого ему пришлось опереться на обе ручки. Он чувствовал, что в его ногах уже нет былой крепости, позволявшей выпрямиться без поддержки, и это заставляло его испытывать чувство унизительной неловкости. Потом Гёте направился к двери. Слуга поспешил ее открыть. Бейль взял руку, протянутую ему Гёте. Она была маленькой и бледной. Холодный воздух ворвался в дверной проем над надписью «Salve». Гёте запахнул длинный светлый плащ, наброшенный на плечи, и сердечно попрощался с генералом, сказав ему по-немецки: «Auf Wiedersehen, Herr General, und Gott segne Sie!» [11] До свидания, господин генерал, благослови вас Бог! (нем.)

Прежде чем закрыть за собой дверь, Гёте указал пальцем на какой-то странный предмет, располагавшийся чуть дальше, на густой траве. Он представлял собой куб из белого камня, на котором покоился шар из того же камня.

— Посмотрите, — сказал он. — Эта вещь вас позабавит. Я называю ее «камень удачи». Это подарок, который я сделал уже давно моей большой приятельнице Шарлотте фон Штейн. В то время квадратный камень служил символом успокоения и твердой опоры, которые дарила мне Шарлотта! Круглый шар символизировал мое переменчивое настроение, превратности судьбы, порывы моего воображения. А сейчас, созерцая «камень удачи», я говорю себе, что квадратный камень — это прочное основание для мира, а покоящийся на нем шар символизирует все то, что мы — и император Наполеон, и каждый из нас — должны предпринять, чтобы обустроить Европу, пока еще такую непрочную и неустойчивую. Вспоминайте, — добавил он, — об этом «камне удачи»! Он гораздо важнее всего, что я мог вам рассказать.

И Гёте, повернувшись, вошел в прихожую «садового домика».

На следующее утро — временами все еще шел снег — генерал Бейль и его спутники снова двинулись в путь, в направлении Франции. Они проехали через Эрфурт и Франкфурт и остановились у берега Рейна близ Майнца.

Бейль дивился любопытному контрасту впечатлений, сложившихся у него по дороге из Франции и обратно. По мере перемещения на восток после переправы через Рейн у него росло чувство, что местность вокруг становится все более и более незнакомой и враждебной, — шла ли речь о домах, дорогах или людях. Тогда он продвигался вглубь территории врага. А теперь, по пути на запад, даже не доезжая Рейна, все, наоборот, напоминало то, что он давно знал, и приветливо его встречало. И он понемногу начинал чувствовать себя как на родине — еще до того, как туда вернулся.

У въезда в Майнц за движением следили караульные французского сторожевого поста. Лейтенант Вильнёв решил у них полюбопытствовать, остался ли до сих пор военным наместником этого округа старый маршал Келлерман, и, получив утвердительный ответ, спросил, где он живет.

Дежурный унтер-офицер ответил ему, что маршал все еще в Майнце, командует двадцать пятым и двадцать шестым военными округами, но проживает не во дворце военного наместника, а в городском доме, куда и предложил их проводить. Бейль быстро подсчитал в уме. Под началом Келлермана он тринадцать лет назад служил в Альпийской армии. Тогда ему было за шестьдесят. Значит, сейчас ему, наверное, около семидесяти пяти. Император наверняка оставил его на действительной службе в память о заслугах при Вальми.

В приемной Келлермана Франсуа прошел мимо двух франтоватых офицеров, явно принадлежавших к императорской курьерской службе. Войдя в гостиную, он увидел там старого маршала, собиравшегося играть в карты с молодой женщиной.

— Позвольте представиться, господин маршал, — сказал ему Бейль. — Я — генерал Франсуа Бейль из императорской гвардии, еду в Париж. Не мог не засвидетельствовать вам своего почтения.

— Да я вас знаю, — прищурившись, ответил маршал. — Вы служили под моим началом, вы — друг моего сына Франсуа. А эта очаровательная молодая особа, составляющая мне компанию, — его старшая дочь, Анжелика-Франсуаза. Присаживайтесь к нам. Сейчас подадут вина.

Унтер-офицер принес бутылку рейнского и бокалы, маршал знаком попросил внучку удалиться. Когда они остались одни, Келлерман заговорил снова:

— Очень кстати, что вы здесь. Из Парижа только что прибыл курьер, чтобы сообщить мне невероятную новость, держитесь крепче: император отрекся!

— Но это невозможно! — воскликнул Бейль, открывший в изумлении рот. Он был потрясен.

— Я отреагировал так же, как и вы, — отозвался Келлерман. — Однако курьер привез мне последний номер «Монитёра», экстренный выпуск от 16 декабря. Вот он. Можете его прочитать!

Помещенный в самом верху страницы текст в рамке был набран жирным шрифтом. Бейль, медленно водя глазами по строкам, прочел:

«Его высокопреосвященство кардинал Феш, архиепископ Лионский, великий раздатчик милостыни Франции, заявляет, что в ходе беседы, состоявшейся во дворце Тюильри, его величество император Наполеон I сообщил ему о своем намерении отказаться от своих обязанностей императора, чтобы использовать свое влияние во благо мира. Следовательно, он отречется и предложит Охранительному сенату и Государственному совету назначить императором-регентом принца Евгения де Богарне, вице-короля Италии, вплоть до совершеннолетия короля Римского».

Франсуа Бейль не верил своим глазам. Все внутренние принципы, все обеты верности, которые он принес, вступив в армию, все ограничения, которым подвергал себя во время русской кампании, разбивались вдребезги или, скорее, растворялись в тумане! Ему больше некому было служить и не за что сражаться! До сих пор он никогда и не представлял, какой огромной может быть пустота.

— Прочитали? — спросил его Келлерман. — Теперь вы убедились в том, о чем я вам говорил: Наполеон отрекся. Меньше недели назад он был здесь. Возвращался в Париж с небольшой свитой, в сопровождении одного Коленкура и взвода гвардейских егерей. Я помог ему переправиться через Рейн на лодке. На почтовой станции его остановили, но даже не узнали. Он дал одной служанке несколько наполеондоров на приданое и поехал дальше. И ничего не сказал мне о своих Намерениях!