Александр Тамоников - Клад тверских бунтарей

— Может, ты, воевода, и прав, — сказал Воронов, опустив голову, взял чарку, выпил, закусил пирогом.

Боярин Гулов налил всем сотрапезникам хлебного вина, поднялся и заявил:

— Призываю выпить за царя нашего батюшку Ивана Васильевича!

Все осушили свои чарки.

Потом пили за супружницу государя Анастасию, первую русскую царицу, за князя Микулинского, за здоровье всех присутствующих. Разъехались участники застолья за полночь.

Боярин Воронов остался в своем городском доме. Утром двадцать второго июля он вернулся в село Дубино.

Гадостно было на душе у боярина, когда он назначал холопов в тот самый обоз, о котором говорил Меченый. Но жадность затмевала его разум. Он получит столько золота, что обеспечит себе богатую, раздольную будущность.

Чернь работает на хозяина, живет так, что смерть для нее является избавлением от мук. Так какая разница, когда загнется холоп, ныне или чрез годы? Свободной жизни ему все одно не видеть. Мужиков жаль, конечно, но свой интерес дороже.

Боярин отправлял обоз не по своей воле, а по настоянию разбойника Меченого. Стало быть, на нем и будет лежать вся ответственность.

Три телеги, семь холопов. Этого хватит. Мужики загрузили в возы рулоны холста, дешево купленного людьми Воронова в Пскове у разорившегося тамошнего купца. На Москве, куда вроде как отправлялся обоз, не особо ходовой товар, но другого жаль. А это отдать — потеря небольшая.

Старшим обоза боярин назначил Акима Фомичева, статного, рассудительного, молодого еще мужика. Тот в прошлом году женился на местной девке, и два месяца назад у них родился сын. Другого человека Воронов не нашел.

То обстоятельство, что он обрекает молодую женщину, жену Акима, на тяжкое вдовство, боярина нисколько не задевало. На Руси много вдов с целым выводком детишек малых. И ничего, живут. Вот и Алена прокормится как-нибудь. Можно будет помочь ей на первых порах. Определившись с обозом, боярин вызвал к себе в горницу Фомичева.

Молодой холоп тут же прибежал и подобострастно посмотрел на хозяина. Он был весьма доволен тем, что боярин поставил старшим обоза именно его. Это означало, что Воронов доверял ему.

— Да, боярин?

— Ты, Аким, молодец. Продолжай работать так же, и я поставлю тебя ключником вместо Василия Бобрика.

— Буду стараться, боярин.

— Значит, так. Ты ведь знаешь, что в округе промышляет шайка атамана Меченого.

— Знаю, боярин.

— Обоз небольшой. Коли разбойники на него налетят, то и товар заберут, и вас всех перебьют. Потому тебе следует вести его поблизости от московской дружины. Она не даст разбойникам вылезти из лесу.

— Это так, — спокойно сказал холоп и кивнул.

Воронов усмехнулся и проговорил:

— Ты дождешься, когда московская дружина выйдет из города и приблизится к Черному лесу. Тогда поведешь наш обоз по дороге, которая тянется от села до Гиблой рощи. Царская дружина в это время будет двигаться главной дорогой между лесом и рощей. Так вы спокойно, без опаски пройдете опасное место.

— Спасибо тебе, боярин, за то, что беспокоишься за нас, смердов. Другой бы не стал. Послал бы нас и забыл.

— Ты все понял, Аким?

— Да, боярин.

— А вот скажи-ка мне, что надо сделать, чтобы выйти вместе с дружиной?

Холоп погладил бородку и ответил:

— Надо человека назначить, чтобы глядел за дружиной и сообщил мне о ее выходе из города.

— Правильно, Аким, молодец. Такой человек у меня есть. Это Лавр Кубарь. Он присмотрит за дружиной.

— Понял, боярин.

Воронов чуть подумал, достал из мошны пару монет, бросил на стол.

— Возьми. Подарок жене молодой купишь.

— Благодарствую, боярин. Вот Алена рада будет.

— Ступай, Аким. Проверь все еще раз, лошадей посмотри, с мужиками поговори.

— Слушаюсь, боярин! — Фомичев ушел.

Воронов позвал Кубаря, велел ему отправляться к родственнику, живущему в Твери на посаде, и глядеть за кремлем. Как царская дружина выйдет оттуда, гнать на село, предупредить об этом Акима Фомичева и, естественно, боярина.

Кубарь уехал.

День до вечера прошел без особых событий, размеренно и спокойно.

Отряд Ивана Кузнеца, как и было оговорено, вышел в дорогу двадцать третьего июля, после утренней молитвы и завтрака, миновал Владимирские ворота, посад. В городе дружину сопровождали князь Микулинский и ближние бояре.

Одновременно через Васильевские ворота выехал Лавр Кубарь, заявившийся к утренней молитве в Спасо-Преображенский собор. Он поспешил на село, там нашел боярина и сообщил ему о выходе дружины. Тот послал мужика к Фомичеву, и из села двинулся торговый обоз.

Весточку от Воронова получил и Пурьяк, который тут же понесся к Черному лесу. На его опушке пряталась вся шайка.

Завидев вожака, на дорогу вышел Брыло.

— Готовы, Игнат? — спросил Пурьяк.

— Готовы, атаман.

— Тогда так. Десяток человек во главе с Кривым отправишь на дорогу за Гиблой рощей. Там пойдет торговый обоз из села Дубино. Остальных укрой в лесу и роще, пять человек пошли вперед, столько же — к дубу, дабы напасть на царскую дружину сразу с четырех сторон. Ратников всех перебить, из телеги забрать плетеные короба и все ценное. Все тела затопить в болоте. Так, чтобы ни следа не осталось. Коней увести по воде. Короба доставить в стан. Чтобы крови пускать меньше, головы и тела не рубить, а протыкать пиками, ломать черепа обухами топоров, шестоперами. А вот за рощей — наоборот. Там надо резать холопов боярина как баранов, подвести обоз к болоту в версте от рощи, стащить тела с телег и волочить по траве. В пути от дороги до тракта оставить кровавые следы. В общем, захват торгового обоза надо выставить на вид, а вот разгром царской дружины — скрыть как можно тщательнее. С юга тучи подходят. Скоро дождь должен пойти. Он будет очень кстати. Но все, времени уже впритык. Распоряжайся тут, Меченый, — заявил настоящий вожак шайки, скривился в ухмылке и отъехал к роще.

Шайка пришла в движение. Десяток лихих людей во главе с Михеем Воробьевым по кличке Кривой пошли по краю рощи к дороге, ближней к селу, используемой довольно редко. Остальные разделились и затаились в лесу и роще.

Пурьяк, видя все это, довольно хмыкнул. Шайку он сколотил что надо. Мужики крепкие, хитрые, безжалостные. Ни перед чем не остановятся, исполняя приказ вожака, сулящий им хороший барыш. Им не приходится думать о том, как прокормить семью, ломать хребет на хозяина и обрабатывать свою землю, чаще всего худую, запущенную.

В лес доставлялась разная провизия, в разбойничьем стане было все. Еда, одежда, кров, а главное — свобода, отсутствие тяжелой работы на жирного боярина, который часто платил за нее кнутом.

Бабы не в лохмотьях, а в одежде под стать посадской, а то и купеческой. Одно жаль, красоваться не перед кем. Только перед подругами-соседками. Но и это хорошо.