Александр Тамоников - Клад тверских бунтарей

— Так ведь его воевода особой дружины привел. Князь Савельев наверняка видел грамоту.

— Он-то, может, и видел, да не стал говорить о том.

— На что ты, боярин, намекаешь?

— А на то, Петр Данилович, что в грамоте той могло быть и другое.

— Что же?

— Ну, скажем, отдельная часть, не подлежащая оглашению. Вдруг в ней царь дает своим новым посланцам полномочия арестовать всех нас да отправить под стражей на Москву?

— Но за что? Мы свое дело сделали.

— А разве тебе не ведомо, как Иван Васильевич разбирается с боярами?

— Слыхал, строго.

— Вот. Посему следует тайно изъять эту грамоту у гонца и прочитать ее. Ты имеешь доступ в княжеские палаты и можешь это сделать.

— Ты на что меня толкаешь, Всеволод Михайлович? На кражу царской грамоты? Так за это наказание может быть только одно — смерть.

— А пятьдесят рублей ты заработать не хочешь?

— Сколько? — От удивления глаза воеводы расширились.

— Пятьдесят рублей. На эти деньги можно на Москве целое подворье с теремом купить или такое село, как Дубино. Не только на Руси, но и в Ливонии, Литве, Польше.

— Ты, боярин, готов платить такую цену только за то, чтобы поглядеть грамоту?

— Жизнь, Петр Данилович, дороже любых денег. Зачем они мертвецу?

— Это верно. Но страх великий.

— Да какой страх, Петр Данилович? Гонец до того устал, что спит сейчас без задних ног. Вытащишь у него грамоту, он и не заметит. Она требуется мне на недолгое время. Нужным людям покажу, а потом верну.

— Ну, не знаю.

Воевода, в целом человек честный, верно служивший государю, находился в смятении. Да и не мудрено. Царь Иван Васильевич действительно мог наказать тверских должностных лиц за то, что они не уберегли клад и допустили гибель царской дружины в нескольких верстах от города. В грамоте и в самом деле могла быть тайная часть по этому поводу, знать которую очень даже не мешало бы.

К тому же такие деньги! На них он мог увезти семью куда угодно, обзавестись крепким хозяйством и жить безбедно. Однако риск был слишком велик.

Воронов же видел, что воевода колеблется, и подначил его:

— Тебе, Петр Данилович, скоро дочерей замуж выдавать. Да и послужил ты вдоволь, пора бы и о старости достойной подумать.

— Ладно, — согласился воевода. — Помирать все одно придется. Так уж Господом установлено. Но пять рублей ты мне прямо сейчас вручишь. Получится, отдашь все, не выйдет, возьму их за страх.

— Добро, Петр Данилович. — Воронов передал воеводе пять сотен небольших серебряных монет.

Они вышли с подворья. Боярин остался у ворот, воевода направился к дворцу.

Вернулся он скоро, получаса не прошло, развел руками и сказал:

— Без толку я сходил, боярин. Закрылся гонец изнутри. Потайного прохода к нему нет. Ты уж извини, но пять рублей я забираю.

— Но как же так, Петр Данилович?

— А вот так, боярин.

— Ты не брешешь?

— Слова бы подбирал! Я никогда не брешу.

— Плохо дело!

— Все мы в руках божьих. Только Господь может решать судьбу человека. От нее не уйдешь, как ни пытайся.

— Все это так. Но мне очень нужна эта грамота.

— А ты спроси у князя Савельева, что в ней написано. Может, он и скажет. Или гонца попробуй купить. Деньги-то, как я погляжу, у тебя есть.

— Ладно. Поеду. Ты о просьбе моей не говори никому, Петр Данилович.

— Оно мне надо? Не хочу на старости лет врагов иметь. Хотя теперь не уверен, доживу ли до этой старости. Ты заставил меня усомниться в этом.

— Прощай, — сказал Воронов и двинулся к воротам.

Он не знал, что делать.

«К Савельеву, а тем более к гонцу, никакого подхода нет. Те не только не скажут, что написано в грамоте, но еще и разбираться начнут, с чего это у меня такой интерес к ней. Как же доказать Пурьяку, что я не обманываю его», — размышлял боярин.

Воронов вскочил на коня, выехал из Владимирских ворот, которые страже опять пришлось открыть, и медленно двинулся к селу. Он напряженно думал, ему было не до гоньбы.

Всадник едва не свалился с седла, услышав вдруг знакомый голос, донесшийся из-за дерева, стоявшего на обочине дороги:

— Ну что, боярин, добыл ты доказательства правоты своих слов?

— Ух, как же ты меня испугал, Козьма!

— Да ты успокойся. Ступай ко мне сюда, за дерево, — сказал Пурьяк, усмехнулся и спросил: — Хотел грамоту царскую выкрасть?

— Как ты узнал об этом? — удивился Воронов.

— Так все изначально ясно было. Что еще ты мог бы придумать так быстро? Кого просил сделать это?

— Воеводу.

— Выбор верный, но вижу, не получилось.

— Да, не получилось. А то ты сам прочитал бы грамоту.

— Я этому искусству не обучен. Но ладно. Поговорил я с холопом боярина Старко, пока ты в кремле мутил. Подтвердил он, что бояре очень встревожены наказом царя, о котором им рассказал князь Микулинский. Значит, ты не соврал.

— Теперь веришь?

— Важно не это, а другое. Пора начинать подготовку к выносу с болот сокровищ. Не считая моей доли.

Воронов облегченно вздохнул, перекрестился и заявил:

— Слава Господу нашему.

— Не замай Господа, боярин.

— Ничего, свои грехи мы отмолим. А нет, так пусть уж спрос на небесах будет, а не на дыбе. Когда сделаешь?..

— Тогда и сообщу. Сиди на селе или во дворце. Да человека при себе держи, который за дружинами пойдет, когда они покинут город.

— Это опасно, Козьма. Надежного и умелого в таких делах человека у меня более нет. Был Кубарь да сбежал.

— Ладно, тогда и без этого обойдемся. Понятно, что лишних забот князьям да боярам не надо, коли они в немилость к царю попали. На починок не суйся. Если что, я Ваську к тебе пришлю! С купцом Тучко договаривайся. Ему тоже время требуется, но это твои заботы. При передаче сокровищ не должно быть ни Тучко, ни его людей. Только ты и твой возница.

— Почему?

— Так я решил.

— Ладно. Эх, жаль, пять рублей ни за что потерял.

— Как умудрился?

Боярин только отмахнулся. Он не стал рассказывать, а Пурьяк не посчитал нужным настаивать. Не его же деньги потерял боярин.

Они разъехались. Воронов двинулся на село прежней дорогой. Пурьяк отправился на починок кружной, проходящей через соседнюю деревню.

В это время ночь уже полностью вступила в свои права.

Влас Бессонов, посланный отцом приглядывать за починком, видел, как боярин Воронов прибыл туда и уехал обратно. Вскоре и Пурьяк покинул свои владения. Парень поспешил доложить об этом Гордею.

Бессонов-старший выслушал сына и вновь послал его к Долману. Уже поздней ночью он узнал, что Пурьяк вернулся восвояси.

Гордей понимал, что все эти ночные передвижения боярина и гробовых дел мастера производятся неспроста, но до утра отправить Власа к Савельеву не мог. Парень просто не сумел бы пройти в город, а тем более в кремль.

Поутру Бессонов собрался было послать сына в город, но тут воевода особой дружины сам приехал к его участку. Гордей размечал бревна, завидел всадника, вышел на пустырь.