Александр Тамоников - Клад тверских бунтарей

— Я же сказал, разговор срочный и важный.

— Что, и поесть не дашь?

— Потом доешь. Выйди во двор. А семья пусть ужинает, — заявил боярин, хлопнул дверью и прошел во двор.

— Чего это он такой, Козьма? — спросила Любава.

— А я знаю? Сидите, ешьте. Я потом. На улицу никому не выходить! — заявил Пурьяк и выскочил во двор.

Воронов отвел его в сторону, к конюшне.

— Важные новости, Козьма, — сказал он и поведал главарю банды обо всем, что внезапно произошло во дворце.

Пурьяк выслушал Воронова, внимательно посмотрел на него и спросил:

— Это что же получается? Князь Греков и все прочие московские гости завтра уедут из Твери?

— Именно. Но это может случиться и послезавтра. Гонец обозначил срок до четырнадцатого августа. Потом в Твери точно останется только крепостная дружина. Князь Микулинский в растерянности. Воевода Опарь спросил его, будет ли он сам искать Меченого. Дмитрий Иванович ответил, что не до того ему. Прибудут новые посланцы царя с дружиной. Дескать, пусть они и ищут, а мы сделали все, что могли.

— Когда могут прибыть эти новые люди?

— Числа семнадцатого-восемнадцатого. Никак не ранее. Этого времени будет вполне достаточно на то, чтобы вытащить сокровища из болота. Я к купцу Тучко нынче же холопа Алексея пошлю. Петр Андреевич придет с охраной. Я передам ему все, не считая твоей доли, для продажи на Москве. Ты можешь сделать то же самое.

— О моей доле не беспокойся, боярин. Я уж как-нибудь сам решу, что с ней делать.

— Я думаю, что ты не станешь делиться таким добром со своей братией, — с усмешкой проговорил боярин.

Главарь банды помрачнел и заявил:

— А вот это совсем не твое дело.

— Да, конечно, поступай как знаешь.

Пурьяк ненадолго задумался, потом посмотрел на Воронова и спросил:

— А ты, Всеволод Михайлович, случаем, не пытаешься провести меня?

— Ты что, Козьма? Я похож на самоубийцу? Меня же царь тут же повелит казнить, коли проведает, что я был связан с тобой, помогал тебе устроить нападение на отряд воеводы Ивана Кузнеца.

— А коли на все посмотреть чуть иначе? На Москве раскрыт боярин Толгаров. Его, кстати, мог сдать твой холоп Лавр Кубарь.

Воронов побледнел и спросил:

— Но разве ты не сгубил его?

— Жена и дочь в болоте. А вот Лавра в доме не было, когда я туда пришел.

— Почему ты не сказал мне об этом раньше? — выкрикнул Воронов.

Пурьяк нахмурился и заявил:

— Не ори на меня, боярин! Я этого не стерплю.

— Но ты…

— Я сделал все так, как обещал, а вот ты не постарался, чтобы Кубарь был дома. Но давай вернемся к разговору. Пусть Лавр знал, что его скоро убьют, и действительно через кого-то передал на Москву сведения о нас. Толгарова взяли. В пыточной избе он выложил все, что знал о наших замыслах. Гонец из Москвы довел это до Грекова, тот призвал тебя к ответу. Ты понимал, что отпираться глупо, тоже раскрылся, но упросил князя Грекова заступиться за тебя перед царем. Тот вполне мог заранее дать указания использовать тебя. Коли сдашь всю шайку, меня, поможешь вернуть сокровища и икону, то останешься в живых. У тебя не оставалось другого выхода, пришлось согласиться. Вы обсудили, как вернуть сокровища и погубить шайку. Неудивительно, что именно ты и предложил создать видимость ухода князя Грекова и всех его людей на Москву из-за того, что они ничего не достигли, дабы успокоить меня. На самом же деле вы решили лишь немного отвести дружины, чтобы в нужный момент они быстро подошли к Черному лесу. Сейчас ты приехал ко мне и обманул. Я тебе поверил и вытащил сокровища из стана. Пусть только твою долю. Но при этом мои люди откроют тайные тропы. Ратники Грекова и Савельева поймают их и меня, зайдут в стан, разобьют всю шайку, завладеют остальными сокровищами и иконой. Наших баб и детей они потопят в болотах. Кому нужны семьи разбойников? Тогда ты сохранишь жизнь. Я же ее потеряю. Как тебе такой расклад, боярин?

Воронов был в растерянности.

— Ты, Козьма, зачем из меня изменника делаешь? — спросил он.

— У меня нет возможности проверить правдивость твоих слов. Думай, как сделать это. Тогда я и решу, пользоваться случаем или и далее сидеть на болотах.

— Но как я смогу представить тебе доказательства того, что говорил правду?

— Это твое дело. Не представишь, никакого дела не будет.

— А ты не боишься, что тебя прямо сейчас повяжут мои люди?

— А толку-то с того, Всеволод Михайлович? Меня возьмут, об этом узнает Игнат Брыло. Никто и никогда не увидит ни сокровищ, ни иконы. Кто бы ни сунулся на болота, без меня не найдет тропы, которыми мы пользуемся. А я, боярин, не ты, ни за что не выдам своих людей даже на дыбе. Так что думай. Время у тебя есть. Определишься, приезжай. Я буду на починке. Прятаться и уходить на болота не собираюсь. Все, пойду, каша остыла, наверное. — Пурьяк вернулся в дом.

Воронов с досады сплюнул.

«Не знаю, как доказать Пурьяку, что я говорил правду. Уход дружин из Твери его не убедит. Но что-то делать надо, — размышлял он. — А ведь я забыл о царском гонце. Его грамота будет доказательством для Пурьяка. Уж ей-то он поверит. Да и забрать ее у гонца надо на самое малое время. Но как это сделать?

А коли через воеводу Петра Опаря? Тот приближен к тверскому тысяцкому, но не богат. Дом так себе, жалованье совсем не великое. У него две дочери и сын уже взрослые. Девок надо замуж отдавать, парня женить, дом ему ставить. Микулинский на это денег не даст.

Опарь согласится. Надо только предложить ему такую сумму, от которой невозможно отказаться. Двадцать рублей. Нет, для верности пятьдесят. От таких денег у любого голову закружит, не считая, конечно, бояр да князей. Но тверской воевода к ним не относится».

Воронов принял решение и погнал коня обратно в Тверь. Владимирские ворота были уже закрыты, но стража пропустила боярина без всяких вопросов. Он оставил коня у башни, далее пошел пешком.

Воевода не спал, находился в своем дворе. Его небольшой дом стоял у крепостной стены рядом с Тьмацкими воротами.

— Гуляешь перед сном?

Этот вопрос прозвучал так неожиданно, что Опарь резко повернулся и даже схватился за саблю.

— Ты, боярин?

— Я, Петр Данилович.

— Не ждал. Чего пришел?

— Дело к тебе есть, Петр Данилович.

— Вот как? Ну давай, выкладывай, что за дело.

— Не подумай ничего плохого, но мне нужна ненадолго царская грамота, привезенная сегодня гонцом.

Воевода удивленно взглянул на боярина.

— Ты что такое говоришь-то, Всеволод Михайлович? Зачем тебе грамота?

— Признаюсь честно, хочу убедиться в том, что в ней нет ничего такого, что угрожало бы всем нам, в том числе и тебе.

— Но гонец же озвучил повеление государя.

— Вот именно, что озвучил, грамоту никому не показывая. А разве можно так? Князь Микулинский должен был забрать у него бумагу и убедиться в том, что в ней записано именно то, что и провозглашено.