Виктор Мишин - Второй шанс. Начало

Передо мной возник расплывающийся силуэт. Истомин. Писец, он же меня сейчас сам добьет. Так значит, я живой все же. Но как? Я вроде не успел добежать. Блин, как же больно-то.

– Молчи! – произнес майор, видя, что я пытаюсь рот открыть. – Нельзя тебе говорить. Ну и дел ты тут натворил. У тебя серьезное ранение ключицы, плюс сильная контузия от взрыва. Благодари Иванова! Он тебя на себе вытащил. Хотя и ему прилетело. Как он тебя донес? Уму непостижимо. У него нога навылет, а упал только когда притащил.

Вот блин. Парню памятник при жизни ставить надо. Я все же открыл рот.

– А немцы прорвались? – еле смог выдавить я. Язык не ворочался.

– Молчи, говорю. Глотни, – Истомин подставил мне горлышко фляги. Я глотнул, о, жить сразу захотелось. – Не прошли, один танк Зимин сам подорвал, а второй мы из зенитки продырявили, он к нам бортом повернут был. Когда встал, его Зимин и добил. Молодцы. Только если сегодня опять полезут, то нам будет худо. Боеприпасов мало, мы трофейное все раздали. Инженеров я в лесу с охраной оставил. Там болото, они, в принципе, в безопасности.

– Хорошо, как же устоять-то два дня, это очень долго?

– Связались со штабом фронта. Наступление перенесли с двенадцатого на одиннадцатое. На завтра то есть. Хорошо, что связались. Части раньше подошли. Немцы железку перерезали, но дивизия проскочила чуть раньше. Силы есть. Говорят, что самое время бить именно сейчас, пока и к немцам подкрепление не прибыло.

Я закрыл и снова открыл глаза, облизал пересохшие губы. Во рту как песку насыпали.

– Время уже четыре часа, может, сегодня и обойдется. Темнеет рано. Завтра, при наступлении, нам сделают коридор. Во время авианалета мы должны будем проскочить. Эх, ты мне здоровый нужен был. На, глотни еще, – майор снова подставил мне фляжку. – Везение у тебя кончилось, что ли. Такой путь без царапины, а тут…

Майор махнул рукой. Приложился к фляге, явно не с водой. Саня Зимин молоток, оба танка сжечь смог. А я вот на одном сломался.

– Парней наградить надо, – прошептал я, – особенно здешних. Иванова – обязательно.

– Да уж. Не бойся, всем достанется. Вы такого шороху здесь навели, фашисты, наверное, охренели, когда у них разом четыре танка пехота недобитая смогла остановить. Они ведь сразу откатились. Без танков не полезли. Только минами покидались немного. Капитан еще двоих потерял. У него людей больше нет, осталось несколько человек да пяток раненых.

– Да, нормальный мужик, этот Лобачев. Наладил управление своим отрядом. Долго ведь держался.

– Тебя надо срочно в госпиталь, операцию делать. А то руку потеряешь.

– Не, не надо руку терять. Она мне еще пригодится, – чуть не закричал я, сил не было уже. Закрыл глаза.

– Отдыхай, давай. Может, пронесет, не сунутся сегодня, а завтра мы прорвемся. Шлиссельбург проскочим – дальше, до самого Ленинграда, немцев быть не должно. Быстро долетим.

Я закрыл глаза. Вот, блин, неужели добегался? Судя по тому, что руку не чувствую, – да.

Ночь длилась, казалось, целую вечность. Казах дважды менял мне повязку. Рассмотреть не удалось. Рука не поднималась, а голову так не изогнуть было. Но Мурат успокоил, сказал, что, скорее всего, кость не задета. Когда он первый раз промывал рану, я потерял сознание. Боль была адская, меня держали все. Истомин с Зиминым за руки, а дед навалился на ноги. Я, конечно, все равно крутился как уж, но держали крепко. Когда очнулся, плечо горело, видно, спирту не пожалели. Майор еще ухмыльнулся, вспомнив, как просил меня приглядеть за бойцами, чтобы спирт не выпили. Вот и пригодился. К утру поднялась температура. Трясло как тузика. Зато вроде стало полегче. По крайней мере была боль, а то в начале вообще думал, что руку мне оторвало. Ранение было слепым, видимо, ватник, немного погасил скорость пули, так как она была в руке. Мурат вытащил ее, пообещал приделать веревочку.

– На шею повесишь, она почти не деформировалась, только поправлю чуток и будет отлично, – сказал он серьезно.

Часов в семь утра на связь вышел штаб дивизии, приказали собираться. На семь тридцать ожидался налет бомбардировщиков. А где-то с девяти утра на расстояние орудийного выстрела подойдет корабль из Ладожской флотилии. Он поможет проскочить окрестности Шлиссельбурга да заодно отвлечет гарнизон крепости.

Истомин приказал всем собираться, а Зимина с Вано и Кругловым отправил за учеными. Те сидели в лесу, километрах в десяти. Мы же будем ждать их здесь.

Меня хотели грузить в немецкий БТР, но я попробовал встать, и с помощью Мурата мне удалось дойти самому. Но в БТРе все равно уложили, на пол накидали елового лапника, кинули каких-то тряпок. Ничего, даже мягко и тепло получилось.

Уезжали, когда в небе уже слышался гул летящих бомберов. Попрощались с капитаном Лобачевым, тот пожелал скорее выздоравливать. Похвалил за храбрость. Я даже покраснел и спросил про Иванова.

Ответил майор:

– Да вон твой спаситель, в машине лежит. Куда ему воевать, нога прострелена. Везем с собой, прорвемся в город – в госпиталь сдадим. Заштопают, подлечат и опять на фронт. Когда ходить сможет, конечно.

Я улыбнулся. Хорошо, что парня майор с нами взял. А то сгинул бы здесь, кому он раненый нужен.

Когда наши самолеты стали бомбить немецкие позиции, мы уже отъехали с передовой. Я смотрел в небо, с удовольствием наблюдая за большим количеством бомбардировщиков, идущих в сторону фрицев. Первый раз столько сразу наших самолетов видел. Впечатляет. Хотя у немцев с авиацией пока все в порядке, и когда они поднимут истребители, летунам придется туго.

С инженерами встретились через час. Алексей Иванович Судаев даже подошел, когда Истомин ему рассказал, что я ранен. Поболтали. Дорога была долгой. Войска, прошедшие здесь, прилично размесили ее. Особенно в районе деревни Липка. Несмотря на мороз, грязи было по колено, а то и выше. Пробирались с трудом. Дважды вытаскивали застревавшие машины БТРом. Но ничего. Справились.

Коридор, который нам обещали, был больше похож на тропку. Зимин и Мурат постоянно были в передовом дозоре. Пару раз приходилось сворачивать, пытаясь обогнуть места, где слышна была канонада. Двигались почти по Ладоге, местами даже на берег выезжали. Но Шлиссельбург обходили гораздо южнее, приближаясь к фронту на очень близкое расстояние. Противник был увлечен обороной от наступающих частей Красной Армии, и Шлиссельбург мы прошли спокойно.

Мост у Черной речки, как ни странно, был цел. По нему и переправились. Только пришлось пропустить пехотный полк. Когда проезжали Разметелево, майор порадовал:

– Почти приехали. Осталось немного. Еще раз через Неву переправимся и – дома! В Ленинграде.

К вечеру мы съезжали с моста на Ивановской улице, тут нас первый раз и тормознули, причем сделали это довольно нагло. Молодой лейтенант, дай бог, если двадцати лет от роду, в окружении двух бойцов, остановил нашу колонну, просто встав посреди дороги. Мы остановились, лейтеха подскочил к двери Истомина, выхватил ТТ и что-то проорал. В ответ Истомин вежливо попросил его представиться, тот навел ствол на майора. Ребята одновременно выставили все свои стволы и направили на этих охреневших. Лейтенант аж поперхнулся. Истомин повторно попросил его предъявить документы, тот махнул рукой и отвернулся. Это он зря сделал. Майора взбесила эта наглость, он выскочил из машины, за ним последовали мои разведчики. Сильным ударом в область вешалки для шапки майор сбил его с копыт. Солдаты охраны сначала вроде задрали стволы, но увидев грозную красную книжицу майора, тут же опустили. Истомин построил их и отправил за представителем НКВД. Бойцы быстро ретировались. Лейтеха сидел на снегу и вытирал нос.