Алексей Переяславцев - Попытка контакта

Шум приутих.

Ответил голос человека, привыкшего командовать. Это был капитан первого ранга Ергомышев.

– Позвольте все же возразить, граф. Нисколько не ставя под сомнения ваши слова, вижу некоторые слабости в этих описанных вами кораблях, каковые я бы назвал броненосцами.

– Весьма подходящее название, господин капитан первого ранга, – поклонился в ответ Кржижановский.

– Так вот, – продолжил Ергомышев, – сии закованные в металл чудища представляются мне весьма тихоходными хотя бы в силу огромного веса бортовой брони. Думаю, не ошибусь, оценив их предельную скорость узлов в шесть, много, если в семь. Полагаю, что манёвренная эскадра сможет им противустоять. И слова о неуязвимости таковых от артиллерийского обстрела мне кажутся преувеличенными. Не является защищённой, как понимаю, дымовая труба, уж не говорю о рангоуте. Пушечные порты также являют собой слабое место, ибо их вообще невозможно укрыть. Наконец, непроницаемые для ядер борта вовсе не означают то же самое для палубы.

Только самый зоркий глаз смог бы увидеть в ответной улыбке Кржижановского снисходительность.

– Нижайше прошу прощения, Лев Андреевич. Совершенно забыл сообщить, что и палуба бронирована – двадцать пять миллиметров…

– Дюйм то есть.

– …И ещё считаю долгом добавить. Пусть ядро с российского корабля попадёт и собьёт мачту броненосцу – в бою паруса даже излишни. Пусть оно продырявит трубу. Ну, снизится немного скорость по причине исчезновения тяги в котле. И даже больше скажу: пусть оно и попадёт в пушечный порт. Ну, убьёт пару человек из орудийной прислуги. Или пять. Хорошо, десяток. Но любой понимающий артиллерист признает, что подавляющие шансы на стороне именно французского броненосца, а не российского корабля, даже линейного. Готов поверить, князь, что ваши артиллеристы и умелы, и стойки под огнём. Но считаете ли вы, что обученность французов намного хуже? И учтите: они-то будут находиться под защитой броневых плит. Не скажу, что у «Морского дракона» вообще нет шансов выстоять против такового броненосца, но уж победить – никаких. А ведь это по техническому уровню как бы не лучший корабль Черноморского флота. Потому-то его и сравниваю с французской новинкой.

Молчание. Могло показаться, что от этих слов присутствующие разом протрезвели. Потом послышался негромкий, но грозный ропот. Граф примиряюще поднял руку:

– Господа, полагаю непременным уточнить: уверен, что Российская империя построит свои броненосцы. Но на эту войну они уже не успеют. Делайте выводы.

И снова заговорил Ергомышев:

– Князь, почему бы вам не высказать своё мнение?

– Господин капитан первого ранга, моё мнение мне известно. Было гораздо интереснее выслушать мнение других. Благодарю за познавательную беседу, господа. Всего наилучшего. – И лейтенант Мешков, поклонившись, вышел.

Многие офицеры подумали в тот момент одно и то же: «Его сиятельство злится, поскольку ему просто нечего сказать». Кржижановскому же показалось, что в его анализе не хватает каких-то деталей. Но эта мысль, само собой, не оказалась высказанной вслух. Спор продолжился, но без выраженного результата: ни одна из сторон не дала себя переубедить.

Почему-то Мешков, придя домой, не взялся за ящичек с сигарами, хотя именно это намерение у него было. На небольшом письменном столе появилась тоненькая стопка листов бумаги. В течение получаса на них ложились формулы, зачеркивались, тут же появлялись другие; потом в формулы подставлялись цифры… Наконец на четвёртом по счёту листе появился результат. Мешков поглядел на итог, хмуро кивнул и аккуратно убрал бумаги в бювар, который отправил в верхний ящик секретера – тот, который владелец предназначал «для исполнения».

Утром следующего дня старший помощник пересказал командиру то, что услышал накануне, завершив рассказ словами:

– …Вот как ты думаешь: не мог этот поляк соврать?

Семаков чуть поразмыслил.

– Мог. Но не в данном случае. Почти всё то, что он разболтал, проверяемо. Суди сам, Миша: скрыть перевозку такого громадного количества тяжеленных броневых плит очень трудно. А их разгрузку – вообще невозможно. Пройти к стапелям, конечно, нельзя, но это и не нужно: достаточно издали глянуть в подзорную трубу. Sapienti sat [16] Умному достаточно ( лат. ). . И я не исключаю возможности существования какого-нибудь прикормленного письмоводителя во французском морском ведомстве. Вижу, правда, оговорку: у Наполеона Третьего вполне может не хватить денег на строительство серии из пяти таких броненосцев. Сверх того, мне лично совсем не очевиден выбор калибра орудий – могут установить что-то поменьше. Но главного вывода это не отменяет: даже «Морской дракон» сейчас вряд ли потягается с этим выводком. Другие наши корабли – точно нет.

– Тут ещё хуже, чем ты думаешь, Володя. Я подошёл к проблеме единоборства нашего корабля с противником с точки зрения математики. Пригодился мне курс теории вероятностей. Глянь-ка на расчёты.

Цифры на последнем листе были удручающи для кого угодно. Командир «Морского дракона» не составлял исключения. Вероятность поражения хотя бы одного броненосца имеющимися гранатами – двадцать семь процентов.

– Да-а-а… – протянул Семаков, – чуть более четверти. Шанс не из великих. Твою ж в крестовину… А на самом деле ещё меньше.

– Это почему?

– Ты, когда считал, думал как начарт. А я думаю как капитан. Вот тебе тактическая задача: как полагаешь, пустят броненосцы атаковать любую цель без прикрытия – пароходофрегатов, а то и линейных кораблей? А? То-то и оно. Так что вся надежда на завтрашнюю посылку.

Оба лейтенанта ошиблись в ожиданиях: вместо орудия из портала вылезли детали подъёмников и заготовки для орудийных щитов.

Разговоры шли и в жарком Константинополе. За столом в адмиральской каюте сидели сэр Джеймс Дандас, командовавший в то время всем британским флотом Средиземного и Чёрного морей. Он вёл совещание, поскольку английский флот был и самым многочисленным, и самым сильным на тот момент. Также присутствовали командир пароходофрегата «Один» Фрэнсис Скотт, командир пароходофрегата «Донтлесс» Альфред Филипс-Райдер (эти в качестве компетентных очевидцев), а также французский моряк Робер Леру, командир однотипного с «Эридис» пароходофрегата, носившего имя того же древнегреческого происхождения – «Артемиз». Последнего пригласили из чисто дипломатических соображений.

Первым делом коммодор Скотт довёл до собравшихся сухие факты: мол, «Эридис» вступила в бой с русским разведчиком (название его не знали), в результате удачного попадания мощной бомбы корабль был повреждён, что и послужило причиной его оставления экипажем. О том, что «Эридис» удалось довести до Севастополя, мистер Скотт умолчал. И начались вопросы.