Андрей Величко - Фагоцит

Летом шестьдесят пятого года в расстановке фигур на вершине власти уже были заметны расхождения с прошлым Антонова.

Устинов почему-то не стал членом Президиума и секретарем ЦК, оставаясь заместителем Косыгина. Зато в Президиум пролез Егорычев. Ему вроде по должности положено, он же первый секретарь Московского горкома, но в другом прошлом как-то не получилось, а здесь вышло. Совсем недавно Шелеста и Подгорного проводили на пенсию. Ясно, что это было как-то связано с полученной от меня информацией, но свои дела со мной ни Шелепин, ни Косыгин не обсуждали. Мне, как и всем советским людям, оставалось получать информацию из газет, пытаясь читать там между строк, и слушать вражьи голоса, у которых и правда, и не очень корректные предположения, и откровенное вранье присутствовали примерно в равных дозах.

Впрочем, понять логику событий было нетрудно. Брежнев, он был ведь силен не сам по себе, а благодаря команде друзей и подхалимов, протащенных им наверх. Ну, а тут Алексей с Александром пытались этого не допустить, совместно продвигая своих. Чтоб, значит, в ближайшем будущем образовалось не брежневское «малое политбюро», а шелепинско-косыгинское. Если это получится, то Леню будет необязательно даже убирать с поста первого секретаря, сделать он все равно ничего не сможет. Хотя я бы все равно убрал, вряд ли Леонид Ильич согласится с прозябанием на вторых ролях. Небось начнет потихоньку интриговать. С другой стороны, когда начнет, тогда можно будет и убрать, а то сейчас сакральный смысл такого действа будет понятен далеко не всем, и может возникнуть недовольство пополам с опасениями. Мол, сегодня Леню ни за что, а завтра кого? Так и до повторения сталинских времен недалеко.

В общем, в Президиуме пока сохранялся так называемый «ленинский коллегиальный стиль руководства», и не сказать, что в самом плохом варианте. То есть власть, отобранную у Хрущева, соратники по партии толком поделить еще не успели.

Мое будущее место работы, НИИ «Мечта», строился ударными темпами, малый корпус был уже готов, в нем началась отделка, да и большой от него не сильно отставал.

Это было типовое здание школы, подобных с середины шестидесятых много настроили по Москве, а потом и всему СССР — трехэтажное здание спереди, застекленный переход и двухэтажное сзади. В нем три сравнительно больших помещения — актовый зал, столовая и спортзал. И несколько классов поменьше — мастерские и какие-нибудь кабинеты. Не исключено, что актовый зал будет использоваться по прямому назначению — для испытаний электромузыкальной аппаратуры. Вот со спортзалом так не получится, там в скором времени образуется производственный участок. И под ним тоже, с более тяжелым оборудованием.

А вот с жилым домом все получалось не столь радужно. Пока его довели только до третьего этажа. Если такие темпы строительства сохранятся, то новоселье получится разве что где-то в районе ноябрьских праздников. Впрочем, это не страшно, туда и на мопеде ехать от силы полчаса, а на мотоцикле почти вдвое быстрее. Тем более что мне могут и опять временно выдать «Волгу».

Ну, а пока я повез магнитофон, колонки и гитару на косыгинскую дачу все на том же «Москвиче» Ефремовых. Когда я туда явился, дочь Косыгина еще не приехала, и ему был вручен маленький кубик Рубика три на три, купленный Антоновым в киоске.

— Вы что, считаете, советской промышленности такое не под силу? — удивился Алексей Николаевич. — Кстати, весьма занятная игрушка. Затягивает.

— Это смотря сколько делать. Если десяток, то он получится даже лучше этого образца. Намного лучше. С тысячей или двумя мы тоже не пролетим. А вот делать миллионы, да чтобы кубики не заедали и не разваливались в руках, чтобы об дефекты литья пальцы не ранились, цветные наклейки с граней не отваливались и вообще чтоб смотреть было не противно, вряд ли получится. Особенно быстро, а времени на долгую раскачку нам никто не даст.

Потом мы с Алексеем Николаевичем немного поговорили про радиоэлектронику.

— По изучению ваших материалов у меня сложилось мнение, что микропроцессорная техника — это ключевая технология конца двадцатого и начала двадцать первого веков, — заявил советский премьер. — И ее развитие во многом определяет место страны в мире. Так, может, следует начать уже сейчас? Пока не поздно. Кажется, отставание Советского Союза от стран Запада пока еще не слишком велико.

— Увы, — вздохнул я, — это только так кажется, но на самом деле оно неважно. Развивать, конечно, можно, и я готов в этом участвовать, тем более что это моя специальность, но прошу учесть, что не только сейчас, но и в начале восьмидесятых годов в Китае вообще никакой электроники не было. Ни развитой, ни отсталой. По сравнению даже с не таким уж передовым в этом смысле Союзом — ноль. Пустыня. А в восемнадцатом году складывается впечатление, что вся электроника мира делается в Китае! Ну и совсем немного в Японии. И ни фига китайцам поздний старт не помешал. То есть не в производительных силах тут дело, а в производственных отношениях. Хорошо, помогу я вам эти самые производительные силы подтянуть, а дальше что? Несоответствие от этого только увеличится. Как со временем скажет один ваш коллега, тоже премьер — хотели как лучше, а получилось как всегда. Рыба ведь гниет с головы, а вы ее хотите чистить с хвоста.

— Какой именно коллега?

— Виктор Степанович Черномырдин. Кстати, в сети можно найти сборник его афоризмов, если хотите, могу предоставить.

— Да, будьте добры. Даже по одному высказыванию чувствуется, что человек это неглупый и неординарный.

Но тут нам сообщили, что приехала Людмила Алексеевна, и мы прошли в большую комнату, где уже стоял мой магнитофон и лежала гитара.

Дочери Косыгина было не восемнадцать лет и даже не двадцать пять, как можно было предположить, исходя из ее музыкальных предпочтений, а тридцать семь. Правда, выглядела она немного моложе — ясное дело, при таких родителях у женщины есть время и возможности следить за собой. Я произнес краткий спич о том, что музыка Битлз — это прекрасно, но советские комсомольцы, вооруженные самым передовым в мире учением, под руководством КПСС способны на гораздо большее. Им по силам не просто развить тему, а подняться к ее сияющим вершинам и там утвердиться. Я чуть не добавил «всем седалищем», но смог вовремя удержаться.

При первых моих словах Людмила скривилась, но быстро поняла, что это голимый стеб, заулыбалась, а в конце даже похлопала.

Косыгин сидел со скучающим видом. Он от меня подобное уже слышал, причем не раз. Наверное, после концерта он мне скажет, что мои успехи в освоении советской официальной фразеологии все еще оставляют желать лучшего, хотя, конечно, по сравнению с первыми попытками прогресс налицо.