Александр Афанасьев - Стальное поколение, ч. 2

Первый накал перестрелки уже прошел, большинство уже получили свое и лежали, истекая кровью, запихивая обратно в брюхо собственные кишки... в живых мало кто остался, но остались лучшие, самые осторожные, лучше подготовленные к бою. На смену огню очередями пришли меткие одиночные выстрелы, дым пожаров сильно затруднил прицеливание. Короче говоря — шансы были.

Бабаян подтянулся... и, обдирая руки в кровь все таки выбрался на второй этаж. Он пострадал намного сильнее, чем первый, миномет пробивал крышу и разрывался здесь, на полу второго этажа, разнося все в хлам. Какие-то перегородки... что-то горело, и было непонятно, куда идти.

Он наткнулся на человека... его придавило упавшей плитой и было непонятно, жив он и ли нет. Но рядом — лежала длинная, хищная снайперская винтовка... она не пострадала...

Разило омерзительным, химическим дымом пластмассы. Щипало в глазах. Дышать было совершенно нечем.

Он взял винтовку.

Нога наткнулась на что-то мягкое и он запретил себе думать, что это.

Он, интеллигент, который в своей стране был депутатом высшего органа власти в стране, уважаемым человеком, который мог поехать, куда хотел, бесплатно лечиться, заниматься интеллектуальным трудом — оказался в самом центре боя, по ожесточенности не уступавшего тому, что были в центре Бейрута или в Сталинграде.

И он сам выбрал этот путь и пошел по нему. Создавая подрывную, террористическую организацию — глупо ждать иного...

Пробраться по коридору было сложно, но можно. За спиной — судя по нарастающему жару — что-то горело.

А впереди...

Он почувствовал, что впереди — пустота — и в этот момент снайпер, видимо увидевший в прицел и его и снайперскую винтовку у него в руках — выстрелил в него и попал. Бедро обожгло болью — и он упал вперед, выронив винтовку.

Сам не зная куда...

В себя — он пришел через несколько минут. Он лежал на битом бетоне, бедро как тавром прижгло, лицо, руки — все было ободрано и болело.

Он попытался двигаться и это получилось. Стреляли еще меньше... и кажется, не по нему. Не зная, куда — он пополз...

В себя он пришел с рассветом...

Бывший цементный завод догорал совсем рядом, даже уже не стреляли. Был слышен шум двигателей, они приближались — вероятно, сирийское или какое еще командование приказало выдвигаться только с рассветом. Несмотря на то, что и СССР и США поставляли в регион огромное количество оружия — ночью арабы были почти что беспомощны. Смешно — но многие солдаты боялись... джиннов. Вести бой ночью могли только первоклассные армии — американская, советская, израильская, плюс особые подразделения из местных, прошедшие подготовку на Западе... или на Востоке.

Кровь уже свернулась и запеклась... было больно, но ползти можно было. Он пополз. Медленно, но пополз. Потом — на пути ему попался убитый солдат и около него лежала автоматическая винтовка М16 с большим, странным прицелом... винтовки такие показывали в репортажах о кровавых преступлениях военщины.

Он обыскал солдата. Нашел примитивную, но все же аптечку, забрал ее. Зачем то забрал и винтовку.

Кровь уже запеклась, он сделал что-то вроде тампона и закрепил поясным ремнем. Потом пополз дальше...

Примерно через четыре — пять часов он понял, что больше ползти не может. Он проделал чуть больше двух миль, где ползком, где на четвереньках — но больше он ползти не мог. Или он получить помощь — или так и подохнет здесь.

Дорога.

Дорога была совсем рядом, и он понимал — не дурак — что тут, в это жестокой и беспредельной стране на дороге могут быть самые разные люди. В том числе и бандиты, как те, которые похитили его, которые устроили бойню на заводе. Но он должен был выйти на дорогу, иначе — никак. иначе — конец. И он помнил еще и о том, как на Кавказе гостю, который просит напиться — выносят не воду, а домашнее вино.

И он, опираясь на винтовку, заковылял к дороге по пологому склону...

Он рассчитал, что машин на дороге немного, и рядом с дорогой — кусты. Если машина, которую он увидит — ему не понравится — он заляжет в кусты, а если понравится — выйдет на дорогу и попросит помощи.

Доковыляв до дороги, он обернулся назад. Горы смотрели на него, чужие и равнодушные...

Что ты делаешь здесь, путник — говорили они ему? Что ты потерял здесь? Где твоя Родина? Что ты с ней сделал?

— Ничего... — запекшимися губами Бабаян — не успел...

Армения. Карабах. Черный сад. Неужели и там — будет это же самое...

Сначала он услышал двигатель и насторожился, готовый упасть на землю. Из-за поворота показалось такси — старое, белое с желтым, обычный для этих мест старый удлиненный Мерседес сто шестнадцатой серии. Это была обычная, гражданская машина — и он вышагнул на дорогу — но тут, следом, с небольшим разрывом — показался пикап, и он увидел, что в кузове пикапа, как колхозники в раздолбанном ГАЗоне — стоят люди. Только в руках у них — автоматическое оружие.

Он упал — в глазах потемнело от боли — и взмолился Богу о том, чтобы эти бандиты просто проехали мимо, не обратили на него внимания, не сочли, что он достоин того, чтобы остановиться. Но и Бог не слышал его, предателя, бегущего от собственной страны. Такси. А за ним и пикап — остановились. Захлопали дверцы...

Короткая очередь — сбила верхушки сухих как сено веток кустов — и труха полетела на него. Боевики, опытные, много повидавшие — не хотели идти и проверять. Они скорее расстреляли бы подозрительное место из автоматов, добавив на закуску пару гранат.

Душу жгло унижением и болью. Он, кавказец, советский гражданин... да просто человек — сейчас прячется в кустах, раненый от бандитов. И никто не придет ему на помощь, нет...

И тут — Гагик Бабаян понял одну простую вещь. Что только ДЕРЖАВА, страна с гордым названием СССР, огромная и мощная страна с немыслимой мощи Советской армией — только она стоит на пути между простыми людьми и всем этим. Между бомбежками, обстрелами, бандами, нападениями. Что неважно, где жить, важно — как жить. Гордо ходить по своей земле — или прятаться, как прячется сейчас он от улюлюкающих бандитов, ползать по земле на пузе как червяк.

И те, кто хранит мир — они друзья армянского народа. А они ... они, получается, враги.

Враги народа...

Снова — косой прошлась автоматная очередь бросив ему в лицо осколки каменистой земли — и он понял, что следующей — будет граната.

Гагик Бабаян медленно встал, подняв руки.

Три машины — оказывается, там была еще одна, он не успел ее увидеть перед тем, как упасть. На одной пулемет. Еще один — в руках бородатого, в противосолнечных очках боевика. Гранатометы...

Они что-то закричали — и он понял, что надо идти к ним. Он не знал языка, на котором они говорили — но понял. И понял еще, что они сильно похожи... на фашистов.