Александр Афанасьев - Ближний круг, ч. 2

Саиди Раис поднялся по ступеням дворца — и русский пошел следом за ним. Двери за ними закрылись.

Капитан Реза Гхадири все понял. Русский — каким-то образом подстроил покушение на Саиди Раиса, но тот, волей Аллаха остался жив. Но нельзя медлить ни минуты — теперь каждая минута пребывания русского, тем более с оружием во дворце — большая опасность.

Офицер пролаял команду — и они пошли на посты.

Случай — представился этой же ночью.

По уставу — дежурный офицер дважды за ночь проверял посты. И это был офицер в чине не ниже полковника. Вот капитан — и решил обратиться к дежурному, когда тот будет проверять посты — потому что так рядом никого не будет.

Ночь была неспокойной.

Тигр — освещался прожектором на случай, если кому-то придет в голову подобраться к дворцу по воде. Дважды — через хорошо видимый с поста мост — проносились кавалькады машин. Ночь — время теней...

Капитан терпеливо ждал, обильно потея и в мыслях проигрывая беседу с дежурным

Наконец послышались шаги

— Стой! — капитан по уставу дернул затвор автомата

— Вольно.

— Кто идет?!

— Дежурный, полковник Шоза.

На его счастье — это и был тот самый полковник, который спрашивал его в госпитале, где он служит. Тот — тоже узнал своего «крестника».

Как и все во дворце, полковник был хмур и озабочен.

— Ничего не заметил?

— Никак нет, эфенди полковник.

— Будь внимательнее. Может быть нападение.

— Есть, господин полковник.

И когда полковник уже погасил фонарь и собирался уходить, капитан Реза Гхадири сказал

— Эфенди полковник...

— Что еще...

— Эфенди полковник, я знаю про заговор...

— Что ты несешь... — раздалось ворчание из темноты — стой на посту.

— Господин полковник, я знаю, кто покушался на Раиса! — отчаянно сказал капитан

Полковник остановился. Как и все офицеры — он осознавал, что жизнь его подвешена за тонкую, очень тонкую нитку. Но при этом он понимал и то, что раскрыть заговор против Раиса в Ираке — самый легкий путь наверх.

— Говори, что ты знаешь. Только попробуй соврать.

— Господин полковник, это коммунисты.

Сухой смешок

— Конечно, это коммунисты. Это я и сам знаю.

— Господин полковник, тот русский, который нас учит тоже коммунист! Он хочет убить Раиса!

Полковник заинтересовался. Русского офицеры не любили.

— С чего ты это взял?

— Господин полковник, я тоже коммунист.

— Что?!

— Я тоже коммунист... ради Аллаха выслушайте. Я сказал им, что я коммунист, чтобы они поверили мне. И они поверили мне. Я слышал, как русский говорил, что надо убить Раиса!

— Когда он это говорил?

— Совсем недавно, эфенди полковник. Они встречались и умышляли против Раиса. Я был на этой встрече.

...

— Эфенди полковник, ради Аллаха, доложите Раису.

— Как ты докажешь, что ты не лжешь?

— Я поклянусь Аллахом. Вызовите тех, кого я назову, и я им припомню все, что они говорили плохого про Раиса. До последнего слова!

Полковник подумал.

— Если ты лжешь...

— Клянусь Аллахом, я не лгу. Расстреляйте меня, если я солгу.

Полковник снова усмехнулся

— Расстрел сейчас это как... помилование. Ты с кем-нибудь говорил об этом?

— Никак нет.

— И не говори. Держи рот на замке, понял?

— Так точно...

Полковник погасил фонарь и ушел.

Утром — их сменили с дежурства, и уже в коридоре — их догнал посыльный.

— Капитан Гхадири...

— Что там у тебя?

— Вас вызывают. Как можно быстрее. Машина ждет.

...

— И наденьте парадную форму.

Багдад сегодня был какой-то не такой. Словно замерший в ожидании чего-то недоброго.

Вольво, задние стекла в которой были замазаны краской — промчавшись по улицам, вырвалась на шоссе, ведущее в новый аэропорт. Между аэропортом и Багдадом — была тюрьма Абу-Грейб, которую тоже построили совсем недавно. Эта тюрьма использовалась как политическая, она находилась в ведении Министерства внутренней безопасности. Говорили, что у Амн-аль-Хаас существуют еще секретные тюрьмы прямо в городе, замаскированные под обычные дома — но об этом никто не знал, и говорить об этом вообще не стоило.

Машина затормозила перед высоченной оградой — тюрьма Абу-Грейб строилась по европейскому проекту и была совершенно не похожа на все тюрьмы, которые были в Ираке до этого.

Водитель показал удостоверение — но этого оказалось недостаточно. Их заставили выйти и проверили всю машину. У тех, кто проверял машину — была собака. Тяжело дышащая со слюнявой пастью — она вызывала отвращение.

— О, Аллах, избавь меня от этого — негромко сказал один из сопровождающих.

Машина проехала внутрь, свернула и остановилась.

— Выходим!

Они вышли. У дверей, ведущих внутрь, не было ручки — пришлось стучать, а потом стоять и ждать. Дверь открыл человек в каком-то комбинезоне вместо формы и без оружия.

Он повел их куда-то вниз. Коридоры сменялись лестницами, было немилосердно душно — казалось, что воздух остановился и стал жидким как кисель. Потом — опустившись не менее чем на два этажа вниз, они подошли к металлической двери...

За металлической дверью был зал, очень большой, больше того гимнастического, в котором они заснимались. Зал был с потолком высотой метров пять, весь пол и стены были облицованы плиткой, отчего шаги получались гулкими. Стояли какие-то каталки, похожие на госпитальные, с потолка свисала лебедка, а рядом с ней был...

Капитан Реза Гхадири дрожащими руками отдал честь.

Саддам — посмотрел на него прищуренными, рысьими глазами, потом начал размеренно ходить от стены к стене. Сапоги — дробно стучали по покрытому плиткой полу.

— Я помню тебя, герой.. — сказал он — ты из тех героев, что совершили налет на аэропорт за линией фронта

Капитана толкнули в спину, и он понял, что должен ответить

— Так точно.

— И теперь ты служишь народу Ирака в Республиканской гвардии.

— Так точно!

— А зачем ты стал коммунистом?

...

Его снова толкнули в спину

— Саиди, я хотел разоблачить заговор!

Саддам остановился и снова посмотрел на него. Он ходил как лев в клетке.

— И как? Разоблачил?

— Так точно.

— А почему ты не сообщил о коммунистах своему начальнику? Разве ты не должен был это сделать?

— Так точно.

— Что — так точно?

— Должен был!

— Так почему же не сообщил?

— Саиди, я ... я хотел сам разоблачить заговор

Саддам какое-то время стоял молча. Потом — нравоучительно поднял палец

— Бдительность иракского народа — сказал он, как будто выступал на митинге — помогаем нам хранить идеалы и завоевания Июльской революции, когда власть стала принадлежать народу Ирака. Народ и только народ — защищает ее. Как офицер ты был не прав, не сказав ничего о коммунистах в своей части, но как гражданин Ирака и баасист... Ты ведь хороший баасист?