Василий Звягинцев - Дальше фронта

Да и самому ведь чертовски интересно, а что там у только что подаренного плюшевого мишки внутри? Неужто только опилки? Фу, как банально!

А если бы вдруг оказались настоящие потроха, с кровью, веселее бы стало?

– Слушай, кстати, – небрежно спросил он двойника, любующегося панорамой, – в твоем варианте Чекменев рядом с Розенцвейгом не крутился?

– Какой Розенцвейг? Мне он там не попадался…

– Как? Ты ведь говорил, как он к тебе за столик подсел. Вербовщик…

– Я? Говорил? Что-то ты того. Александр Иванович там был…

– Тьфу, черт! А я все время думал, что это тоже Розенцвейг… Ну, так оно прозвучало – «и ко мне тоже», что я сразу ту картинку и увидел. И все к нашему Львовичу приглядывался. Все мысли в эту сторону крутились…

Они посмотрели друг на друга, не зная, смеяться или как.

На площадке, где встречался с Вадимом прошлый раз, Ляхов машинально поискал глазами, нет ли тут окурков, единственного материального следа. Конечно, не увидел ничего, сколько времени прошло, дождей, ветров. А вот гильзы так и валялись, потемневшие, в зеленых лишаях.

Начали спускаться по крутой «дороге смерти».

– И где же мы эту пещеру будем искать? – вслух рассуждал Ляхов.

– Сказано же – на месте взрыва…

Искать долго не пришлось. Как раз в том месте, где помещались возглавлявший боевиков шейх и контейнер с «Гневом», где на каменных откосах еще не стерлись отметины от пуль Тарханова и последних гранат Ляхова, она и обнаружилась.

Выступающий почти к середине карниза отрог горного кряжа был рассечен узкой косой расселиной, в устье которой тогда стоял «Гочкис». Здесь тоже сохранились полузанесенные песком крупные гильзы, обрывок металлической пулеметной ленты, пустая прорезиненная упаковка от индивидуального пакета. Иных, более поздних следов человеческой жизнедеятельности не наблюдалось. Словно действительно за прошедшее после боя время не ступала сюда нога человека. Что было несколько странно.

В полевых сумках у обоих имелись штатные электрофонарики с инерционным приводом. Практически вечные, не нуждающиеся в батарейках. Светят далеко и ярко, только нужно время от времени встряхивать, как погремушку.

Метров через тридцать Ляхов увидел, что впереди – тупик. Потолочная плита несколькими уступами опустилась ниже человеческого роста и бугристые стены сомкнулись под тупым углом.

– Вот и пришли, – со странным облегчением констатировал он. Все, что требовалось, они сделали. Можно возвращаться.

– М-да, – разочарованно ответил Вадим. – Странно как-то. И мне говорили, и Шлиман… Однако же – факт налицо, – он водил лучом фонаря по стенке напротив. – На кладку не похоже, явный монолит… А ну-ка! Стоп-стоп-стоп… Нет, ты погляди! Это ж надо!

Действительно, устроено было хитро. Природа постаралась не хуже строителей египетских пирамид, придумывавших всякие уловки для борьбы с грабителями погребальных камер. Понять, в чем тут фокус, можно было только проделав последний десяток шагов на четвереньках. А зачем ползти под опасно нависающую плиту, если и так все очевидно? Вадим догадался о секрете только потому, что в какой-то момент луч фонаря отбросил на правую стенку лаза странную тень.

Два каменных траверза хитрым образом перекрывали друг друга наподобие театральных кулис, а их окраска и многочисленные трещины и каверны создавали полную иллюзию сплошной преграды. На самом же деле места было вполне достаточно, чтобы протиснуться без особого труда.

– Куда нас несет, – ворчал Ляхов, цепляясь плечами за выступы породы, – свалится камешек, и амбец нам!

Впрочем, щель, или, лучше сказать, своеобразный тамбур, тут же и кончилась. Крысиный лаз, расширившись воронкой, превратился в настоящую пещеру, уходящую, судя по компасу, на северо-северо-восток. С ощутимым подъемом.

– Давай перекурим, – предложил Ляхов, осматриваясь. Что самое интересное, с этой стороны проход, через который они проникли, тоже выглядел тупиком.

– Ну и что, идем дальше? Куда, зачем? Не нравится мне здесь что-то. Неестественно выглядит. Тут ведь после боя наши контрики, израильские тем более все бы перерыли. Истоптано бы было, окурки валялись, да мало ли… И дырку бы нашли. Не сами, так собаки учуяли бы. А здесь с сотворения мира никто не проходил. Для нас, что ли, специально проходик открыли?

– Я и сам тут понимаю значительно меньше половины. Но! Шлиман, вишь, не соврал. Пещера вот она, причем со странными свойствами . Меня тоже никакой конкретикой не снабдили. Имеется, мол, природная аномалия, могущая оказаться весьма интересной… И если она обнаружится, действовать решительно. Если что – нам помогут.

– Известное дело. Начальство завсегда так. Обожает в военные тайны играться. Пойди туда, не знаю куда. А если найдешь не знаю что , мы его от тебя же быстренько засекретим…

Вадим не обратил на брюзжание Ляхова никакого внимания. Стоял, попыхивая сигаретой, рассуждал вслух.

– Ну, вот мы достигли последней границы, фронтира, как наши американские друзья выражаются. Теперь шаг вперед, и, возможно, обратной дороги не будет… Еще можно все отыграть назад.

– Как – отыграть? Повернуться и уйти?

– Совершенно верно. Повернуться, уйти, продолжить жить, как жил, если, конечно, сумеешь. А что же это мы такое с двойником моим так и не увидели в пещере? За каким, простите, хером, мы с Серегой Тархановым сотню душ положили? Наверняка ведь будет мучить тебя эта загадка до конца твоих дней, которые, как сказано, могут закончиться гораздо быстрее, чем ты надеешься. И будет тогда у тебя одно утешение – узнаешь, как себя чувствует не только не родившийся, а и не зачатый младенец!

Ляхову оставалось только рассмеяться самым искренним образом и пустить по кругу недопитую фляжку.

Подобной манерой убеждения он тоже владел в полной мере и, что самое забавное, на него самого она воздействовала так же, как на людей неподготовленных.

По пещере они прошли около трехсот метров, все время поднимаясь вверх и уклоняясь вправо. Не только в душе, но и в теле Ляхов чувствовал неприятную вибрацию, мандраж , проще сказать. Как на вступительных экзаменах в университет. Или – перед боем.

Вадим вдруг остановился, и Ляхов увидел в свете фонаря тусклую, отливающую старым золотом арку, как бы врезанную в обыкновенный серый камень стен. Отчетливо разделяющую коридор на две части.

Это не было архитектурное, рукотворное сооружение, просто бугристые, торчащие неровными краями плиты так выстроились, без зазоров и прослоек. Словно пещера, может быть, промытая древней подземной рекой, пересекла в этом месте гигантскую золотую жилу. Шириной феномен превышал три метра, а уж насколько уходил вверх, вниз, в стороны – не угадаешь.