Василий Звягинцев - Дальше фронта

– Теоретически – вполне допустимо, только я не понимаю физического смысла. Это значит, какой-то еще новый вектор образуется…

– При чем тут теория, если я все своими глазами видел?

Будучи натурами увлекающимися, испытывающими взаимную симпатию, долго (хотя и разные для каждого отрезки времени) лишенные возможности общения, они легко, почти непроизвольно перескакивали с темы на тему, стремясь поговорить обо всем и сразу.

Мелькнувшее слово «верископ» сразу потянуло за собой изложение Максимом последних событий вокруг прибора, принятия его в массовую эксплуатацию и полученных от Чекменева заданий. Кстати, всплыла и история с отцом Майи, похищением Бубнова и перевербовкой прокурора. [23]

– Он ведь все свои планы строил, исходя из договоренностей лично с тобой, а ты вдруг исчез. Вот старик и засуетился. Ну вроде бы все сложилось нормально, не знаю, на чем они по факту с нашим генералом и Великим князем сошлись, но все рекомендации я по материалам обследования представил. Он, кстати, сам потребовал его по полной программе проверить. Признан соответствующим.

Поговорили и об этом тоже. Как о дальнейшей предполагаемой судьбе прокурора, так и об общих перспективах государственной политики. Не называя имен, Вадим намекнул доктору о настроениях, зреющих в кругах, к которым теперь принадлежал и Бубнов. Здесь они сошлись во мнении, что им самим в эти игры соваться, по меньшей мере, преждевременно. Терять есть что, а прочность собственного положения можно обеспечить и иными способами. Как говорил один восточный мудрец: «Человеку, обладающему знанием, приличествует важность».

– Без наших мозгов и без наших идей власть имущим при любом раскладе не обойтись. Вот на этом и будем стоять… Теперь бы еще с Маштаковым позиции согласовать. Есть у меня соображения. Как он там, кстати?

– Вполне процветает, – с двусмысленной улыбкой ответил Максим. – Золотая клетка – это то, о чем он всю жизнь мечтал. Не надо заботиться об организации собственной жизни, не надо принимать никаких решений. Поят, кормят на убой, девочки по первому требованию. А ему остается творчество в чистом виде. Иной раз и позавидуешь!

– И чего он еще за это время натворил?

– Таится. Ведет бесконечные расчеты, по кнопкам арифмометра с утра до вечера стучит. Причем на машинную обработку передает только отдельные куски и в полном беспорядке. Я, по крайней мере, не в состоянии сообразить, как это все стыкуется и что должно обозначать в целом. Но ясно, что все-таки хронофизика…

– Не могу поверить, что ради этого Чекменев его кормит, поит и девочками снабжает. Не тот человек, фундаментальные исследования ему глубоко до… мне кажется.

– Не скажи. Если он уловил свой интерес, так и теорему Ферма заставит к завтрему доказать. А тут, мне кажется, наш «проф» ему что-то совсем невероятное наобещал. Чуть ли не настоящую машину времени. По крайней мере, несколько уравнений, похожих на попытку обосновать преобразование хроноквантов в элементарные частицы, мне в его опусах попадались… Хотя, на мой взгляд, это уже полный бред.

Вадим скептически хмыкнул. Бред или не бред, но до сих пор все идеи Маштакова успешно воплощались в металл. И в крайне неожиданные эффекты. Так что он бы лично от категоричности в этом вопросе воздержался.

Даже без консультаций с Чекменевым и другими идеологами и исполнителями операции «Фокус» Олег Константинович прекрасно понимал, что без массированной кампании дезинформации не только противника, внутреннего и внешнего, но и своих верных сторонников и почитателей не обойтись.

Под внутренним врагом князь в данном случае понимал как польских инсургентов, так и любую партию и общественную группу, выражающую им поддержку и сочувствие: всякого рода полонофилов, пацифистов, сторонников прав наций на самоопределение, членов непримиримой оппозиции кабинету Каверзнева, беспартийных леваков любого толка, часть интеллигенции, априорно считающую любую власть порождением дьявола, а любые принимаемые ею меры – насилием над личностью.

Вся эта пестрая компания, издавна вызывавшая у князя сугубую неприязнь, вторую неделю делала все, чтобы преобразовать пусть не совсем христианское, но вполне политкорректное чувство в требующую выхода ненависть.

Нет, на самом деле, как можно в стране, поставленной перед опаснейшим с тридцатых годов прошлого века историческим вызовом, нуждающейся в железном сплочении всех, могущих держать оружие, – неважно, огнестрельное или психологическое, – вести разнузданную (иначе не скажешь) пропаганду немедленной отставки правительства, прекращения боевых действий по всей территории Привислянского края, переговоров с повстанцами «без всяких предварительных условий»? Что, конечно, по сути подразумевало предоставление автономии Польше, а в перспективе – Финляндии и вообще всем национально ориентированным племенам и народностям.

Этак, чего доброго, завтра вспомнят о своей былой независимости от Москвы Великий Новгород, Псков, Тверь! Они, в рамках этой логики, чем же хуже?

Естественно, в правовом и демократическом государстве выражение даже самых крайних взглядов и убеждений юридически ненаказуемо, но жанр контрпропагандистской борьбы подразумевает и другие, не менее действенные средства.

С врагом внешним обстояло несколько сложнее. Правительства стран – членов Тихо-Атлантического союза в таком качестве не рассматривались, и решено было пока отнести к «вероятному противнику» государства и группировки, в той или иной мере примыкающие к структурам «Черного интернационала». Соответствующие списки имелись и в службе Чекменева, и в российском министерстве госбезопасности.

Князь считал, что по отношению к ним применимы любые меры, в том числе и военно-диверсионного характера. Однако до поры предпочитал ограничиваться методиками непрямых действий.

Специальный план был разработан для воздействия на подавляющую часть населения России, настроенную патриотически, лояльную к петроградской власти и «Московскому княжеству».

Особый шик заключался в том, что по отношению ко всем трем категориям предполагалось использовать одни и те же средства, но с противоположными целями. Как, например, в агротехнике применяются вещества, смертельные для вредителей и питательные для полезных злаков.

Это, конечно, высший пилотаж психологической войны, но соратники князя к ней были давно готовы.

Здесь тоже пригодился верископ Бубнова (по документам – «изделие ВБ»), не один аппарат, конечно, а целый верископический полк резерва Главного командования , как, по аналогии с артиллерийскими, могла быть названа часть, оснащенная полусотней мобильных установок.