Василий Звягинцев - Вихри Валгаллы

Экспедиция Шульгина официально считалась секретной, но все, кого это хоть в малой степени интересовало, знали, что Народно-революционная армия ДВР организационно является Отдельной армией Советской России, и для оказания ей практической помощи Реввоенсовет направляет в Читу группу советников и военспецов.

Двое суток ушло на сборы, формирование эшелона, погрузку припасов на долгий, неизвестно что сулящий путь. Шульгин догадывался, что предстоит отнюдь не легкая прогулка – пять суток туда, столько же обратно и пару дней на решение всех вопросов с иркутскими товарищами.

Это вам не мирное советское время и не знаменитый, всегда ходящий строго по графику экспресс «Россия». Поэтому он положил себе срок – месяц. Только что закончившаяся война, разруха, изношенная до предела нитка единственного железнодорожного пути, нехватка чего угодно, начиная от угля и какого-нибудь некстати лопнувшего подшипника. Но он имел вкус именно к таким вещам – сборам в долгие путешествия, составлению списков снаряжения и припасов, моделированию самых невероятных ситуаций, могущих сложиться в пути.

Да и помощники у него были подходящие. Он взял с собой боевую группу из тридцати офицеров во главе с подполковником Мальцевым, великолепно зарекомендовавшим себя во всех делах от Стамбула и до последней операции в Москве, жандарма Кирсанова, с которым последнее время как-то странно сдружился – оба чувствовали взаимную симпатию, видимо, из-за сходства характеров, и одновременно глубоко спрятанное недоверие. Кирсанов, возможно, оттого, что не мог до конца понять смысл деятельности Шульгина с товарищами, а Сашка ощущал в капитане пока неясное ему психологическое несоответствие между внешностью, биографией и манерой поведения.

Кроме того, Воронцов подобрал ему группу из пяти флотских офицеров, лично знакомых с адмиралом, причем капитан первого ранга Кетлинский в шестнадцатом году служил у Колчака флаг-офицером, а двое – в Сибирской бригаде морских стрелков контр-адмирала Старка, которая готовилась оказать сопротивление и большевикам, и чехам накануне гнусного предательства, но сам Колчак запретил, не желая лишнего кровопролития.

После ареста адмирала офицеры сумели пробраться через Красноводск и Баку в Крым. Маршрут их нынешнего путешествия не мог не вызвать у моряков, столь тесно связанных с трагическими событиями прошлогоднего декабря, естественных ассоциаций, и Шульгину пришлось поддерживать предложенную Воронцовым легенду о Владивостоке как конечной цели экспедиции и планах организовать оттуда эвакуацию офицеров, а по возможности и части кораблей Сибирской флотилии на Черное море.

Выехали ранним метельным и морозным утром. Впереди двигался, густо дымя трубами сразу двух паровозов, бронепоезд. Бронеплощадки с четырьмя горными стосемимиллиметровыми орудиями и десятью пулеметами, классные вагоны для штаба и команды, двухосные теплушки с боеприпасами и двухнедельным запасом продовольствия. Шульгин, конечно, мог бы обернуться только на своем поезде, но «броненосец железных дорог», несущий на борту имя «Роза Люксембург», исписанный революционными лозунгами и призывами, в том числе почему-то: «Смерть палачам за казнь лейтенанта Шмидта» (логичнее было бы требовать смерти палачам той самой Розы, имя которой носил бронепоезд), сам по себе внушал уважение окружающим и служил достаточным гарантом от повторения недавнего инцидента с нападением на поезд Шульгина англо-советского диверсионного отряда. Несмотря на принятые меры, агрессивность зарубежных друзей в ближайшее время должна была только возрасти. Просто потому, что логика исторического процесса не оставляла его участникам другого выхода. Вопрос только в том, в какие формы выльется их активность на этот раз.

Поезд Шульгина из бронированного салона, двух пассажирских вагонов первого класса, пулеметной бронеплощадки и теплушки с припасами, влекомый новейшим, только что доставленным из Швеции магистральным паровозом, следовал за бронепоездом на отдалении полутора верст.

Сашка стоял у окна и смотрел на скользящие мимо заснеженные сосны, открывающуюся между ними всхолмленную русскую равнину, уходящую к мутному горизонту, подступающие вплотную к полосе отчуждения бревенчатые деревеньки в десяток дворов, вспоминал, как он много-много раз проезжал по этой же дороге на пригородных электричках. Только пейзаж тогда был вокруг совсем другой.

На душе было не то что тревожно, а как-то непонятно-грустно. Не перед кем позировать и рисоваться, в салоне он ехал один, а то, что он затеял, словно бы выходило за отведенные судьбой рамки. Почему ему так казалось, он не совсем понимал. Словно до этого просто играл роль в спектакле студенческой самодеятельности, а сейчас вдруг предстояло без подготовки выйти на сцену МХАТа. Или судьи на фехтовальной дорожке вдруг объявили, что бой будет на настоящих шпагах и до решительного исхода.

Может быть, поэтому он не взял с собой в поездку Анну, как она ни настаивала. А ей очень хотелось прокатиться в поезде через всю страну и поучаствовать в настоящем деле. Чем такие дела иногда кончаются, она не знала по молодости лет или просто не хотела знать. Вот Ларису бы он взял. Да не в его власти…

Колеса ровно стучали под настилом пола, скорость едва ли превышала тридцать, ну сорок километров. Вспомнив, что расстояние между телеграфными столбами составляет пятьдесят метров, он решил посчитать. Двадцать столбов в минуту – шестьдесят километров в час. Пока секундная стрелка обежала круг, за окном их проплыло четырнадцать. Это ж сколько ехать еще!.. Позвать, что ли, из соседнего вагона Кирсанова с Мальцевым и того каперанга, пульку до Ярославля расписать?

…Андрею сейчас, наверное, веселее.

…Новикову действительно было не скучно. Первые три дня после возвращения он провел то в постели Ирины, то в прогулках с ней по Севастополю и Южному берегу Крыма. Им было чем заняться и о чем поговорить. Особенно Ирину интересовали обстоятельства, при которых Андрею с Сильвией удалось вырваться с Валгаллы.

Она испытывала естественное, вполне объяснимое недоверие и неприязнь к Сильвии и к Антону тоже. Хотя тщательно их маскировала. Они оба слишком напоминали ей о прошлом и таили угрозу в будущем.

– Судя не только по словам Антона, но и по данным других источников, получилось вот что, – рассказывал Андрей, когда они, словно в молодости, сидели у костерка, разожженного просто для настроения на краю плоского треугольного утеса, повисшего над кипящим далеко внизу прибоем. – Сам Антон решить нашу проблему не мог, поскольку не имел больше доступа к аппаратуре Замка и вообще операциям, связанным с внутригалактическими делами. Чинов-то он достиг в своей иерархии высочайших, а возможности… Как в анекдоте про прапорщика, который приказы на присвоение воинских званий оформлял.