Василий Звягинцев - Вихри Валгаллы

Тем не менее в Лондоне у них началась напряженная светская жизнь. Легенду Андрей, чтобы не привлечь к себе раньше времени внимание вездесущих и могущественных врагов, взял, с некоторыми диктуемыми временем коррективами, практически ту, что разработал в свое время Шульгин для знакомства с Сильвией в восемьдесят четвертом году. И его же имя – сэр Ричард Мэллони, землевладелец из Новой Зеландии, неслужащий аристократ, охотник и путешественник, большую часть жизни проведший в экспедициях по Африке и Южной Америке, настолько далекий от политики, что даже о мировой войне знает понаслышке.

Это могло бы показаться диким везде, кроме доброй старой Англии. Там чудаков ценят, особенно если они принадлежат к обществу и достаточно богаты. Никого же не удивлял старый лорд Вудхолл, настолько презиравший гнусный ХХ век, что, уединившись в своем поместье, не только никуда не выезжал и не пользовался предметами, изобретенными позже 1870 года, но и требовал подавать ему к завтраку «Тime» и «Punch», вышедшие в этот же день, но ровно пятьдесят лет назад. Напротив, к его изыску многие относились с пониманием и чуть ли не с завистью. Только вполне самодостаточная личность может позволить себе столь элегантные причуды.

Представленный леди Спенсер как сын ее бомбейского дядюшки, то есть попросту кузен, что, впрочем, вызвало смешки и перешептывание среди некоторой части дам, хорошо знающей склонность Сильвии к оригинальным связям, сэр Ричард поселился в гостевых комнатах ее дома в Бельгравиа, открыл текущий счет на весьма приличную сумму в солидном банке братьев Бэринг и стал вести рассеянный образ жизни, коротая время между светскими приемами и покером в «Хантер-клубе», куда его приняли кандидатом по рекомендации двух весьма уважаемых членов.

А знаменитый клуб переживал не лучшие времена. Чудовищный необъяснимый взрыв, случившийся в одном из самых роскошных кабинетов, унесший жизни сразу одиннадцати уважаемых членов и их гостей, немедленно окружил почтенное заведение тягостной атмосферой… Тщательно проведенное следствие признало причиной трагедии взрыв светильного газа, и страховая компания выплатила солидное возмещение и клубу, и семьям погибших, но на клуб легла черная тень… Поэтому желание сэра Ричарда Мэллони стать его членом, невзирая на «осложнения», было воспринято как добрый знак.

Манеры и стиль поведения Новикова странным образом напоминали сразу двух литературных героев – Филеаса Фогга и лорда Джона Рокстона. Его даже забавляло, что никому из окружающих такое сходство не приходило в голову. Впрочем, даже сообразив, ни один настоящий джентльмен не подал бы виду. Человек, имеющий на счету (на одном из счетов?) сотню тысяч фунтов, может позволить себе и не такое.

Конечно, кроме слегка карикатурного поведения, за душой Новикова было и еще кое-что. Готовясь к своей миссии, он загрузил свою память таким количеством всевозможных сведений, бытовых, политических и финансовых, что свободно мог поддерживать разговор на любую возникающую тему, а изысканностью языка готов был поспорить и с пресловутым профессором Хиггинсом. Они с Шульгиным приняли персонажа Бернарда Шоу за образец не потому, что других подходящих объектов для подражания взять было негде, а просто пьеса и тем более мюзикл очень им понравились в студенческие годы. Они еще в молодости любили, по мере появления, подражать манерам становящихся популярными в среде их друзей и подруг кинематографических героев. Однако сейчас, в Англии, главная заслуга в том, что у Новикова роль получалась, принадлежала Антону, в числе прочих подарков снабдившему друзей обучающей приставкой к главному компьютеру «Валгаллы», которая позволяла напрямую вводить в мозг сотни килобайт нужной информации.

Не прошло и двух недель, как сэр Роберт стал весьма популярен в свете и приобрел обширные знакомства, ненавязчиво отдавая предпочтение депутатам парламента, банкирам и высшим офицерам армии, а тем более флота.

Возвращаясь за полночь, но чаще под утро в особняк Сильвии, он делился с ней добытыми за день сведениями, намечал планы предстоящего дня, просто за бокалом сухого вина болтал на служебные и отвлеченные темы. Вот и на этот раз, побрившись второй раз за день и переодевшись, он прошел из гостевого крыла дома в малый каминный зал второго этажа, где Сильвия уже ждала его и служанка сервировала стол для чая. Андрей подвинул кресло поближе к камину. Начав рассказывать о состоявшихся сегодня встречах, он не скрывал удивления.

– Из литературы я представлял, что работа шпиона гораздо труднее. В наше время мне тоже приходилось охотиться за достаточно конфиденциальными материалами. Журналист, пусть и не состоящий в штате Комитета, должен время от времени выполнять деликатные поручения. Но даже в Манагуа получить что-нибудь действительно серьезное было посложнее…

– Что же ты путаешь совсем разные вещи? Что такое советский журналист в свободном мире? Враг по определению, заведомый агент КГБ. Да еще и общая атмосфера тридцатилетней «холодной войны». А здесь времена патриархальные, англичане не успели понять, как изменился мир, да и ты сейчас относишься к кругу людей, которые, как жена Цезаря, вне подозрений. От тебя могут скрыть сведения о предстоящем повышении курса акций, но свободно, за бокалом хереса, поделятся мнением об итогах заседания Комитета по вооружениям…

– Это меня устраивает. Мне как раз и надо знать как можно больше о вопросах, которые рассматривают Комитет по вооружениям, Министерство иностранных дел на своих закрытых сборищах, Генеральный штаб или что тут его заменяет, о чем сговариваются лорды адмиралтейства… Ты тоже встречайся, плати любые деньги, спи с ними, если потребуется, но мне нужна информация…

Сильвия сидела, переплетя вытянутые на середину ковра тонкие стройные голени, вертела в пальцах ножку венецианского бокала. Она тоже сильно изменилась. Печальная какая-то, будто все время вслушивающаяся в то, что ей нашептывает внутренний голос. И ни разу она больше не пыталась агрессивно охмурять Новикова, словно завод в ней кончился. При этом стала более привлекательной, чем раньше. Человечнее, что ли?

Электрическая лампа под шелковым абажуром цвета опавших листьев освещала только столик, накрытый для файф-о-клока, и часть пушистого ковра. Снаружи к оконным стеклам плотно прижался, заглядывая в комнату, тяжелый как кисель смог. Даже сквозь двойные рамы ощущался его терпко-кислый каменноугольный запах.

«Жаль, что здесь еще нет кондиционеров», – мельком подумал Андрей.

– Мы с тобой помногу разговаривали практически об одном и том же, – тихо сказала Сильвия. Отчего-то они продолжали наедине пользоваться русским языком, хотя Новиков теперь мог не только говорить, но и свободно думать по-английски. Даже стихи писать, если бы потребовалось. – И ты так ни разу не ответил прямо: для чего нам и дальше участвовать в совершенно бессмысленных противостояниях на Земле и за ее пределами? Ответь, Андрей, после того как мы выбрались живыми с Таорэры, зачем все это? Вообще?