Алекс Клемешье - Клинки кардинала

Окруженный тысячью всевозможных интриг, беспрестанными враждебными происками, разделываясь с одним заговором, чтобы тут же наткнуться на другой, он постоянно обнаруживал некую завесу между собой и теми горизонтами, что ему необходимо было видеть…

Через несколько дней новость об обручении per procura подтвердилась официально. Если английский парламент и попытался воспрепятствовать бракосочетанию до момента изучения и полного согласования всех пунктов договора, то Карл I довольно ловко проигнорировал протесты своего правительства – впервые, но далеко не в последний раз.

Теперь прибывающим гостям не было смысла сохранять инкогнито. Да и было их пока не так уж много, поскольку английский двор по-прежнему справлял траур по Якобу Стюарту. Тем не менее работы у де Бреку не поубавилось. Кардинал крайне активно вел переписку и, используя отряд барона в качестве гонцов, переправлял деньги и документы личностям подчас совсем не знакомым, странным, не всегда говорящим по-французски. Дважды Лёлю приходилось обращаться волком, чтобы под покровом ночи доставить послания в такие места, куда попасть верхом или пешим ходом стоило бы определенных проблем. Еще один раз Беатрис вынуждена была войти в знакомый, но запертый дом через Сумрак, оставить на внутренней стороне двери тайный знак и покинуть дом тем же путем – то есть через первый слой.

Связана ли была вся эта суета исключительно с предстоящими празднованиями или кардинал по своему обыкновению контролировал сразу несколько совершенно разных политических направлений – де Бреку вникнуть не пытался. Куда большее беспокойство в нем вызывало то самое письмо, что было выкрадено в салоне маркизы де Рамбуйе. Барон и сам не мог бы ответить на вопрос, почему строки этого сообщения не выходят у него из головы, но так оно и было – де Бреку по-прежнему бился над загадкой, поскольку спросить о смысле нескольких фраз, написанных рукой королевы, ему было попросту не у кого. Единственным человеком, к которому он не побоялся бы обращаться с подобными вопросами, был Шарль-Сезар де Рошфор, однако конюший-шпион не представлял себе, кто мог бы скрываться под прозвищем «банкирша», а большего рассказать о письме Анны Австрийской де Бреку не имел права.

Новость о представителе Карла I, должно быть, стала для Ришелье ударом: выбор английского короля пал на своего французского родственника, принца Клода Лотарингского – именно ему выпала честь олицетворять собой жениха перед алтарем в соборе Парижской Богоматери, где в начале мая должно было состояться обручение. А это значило, что чета де Шеврез в скором времени окажется в Париже. Как ни старался кардинал оттянуть этот момент, свой вопрос королеве Анне герцогиня сумеет задать в самые ближайшие дни. И, что уж и вовсе неприятно, она получит на него ответ, который первый министр не сумеет перехватить, поскольку ответ этот одна подружка шепнет другой в приватной обстановке на ушко – и все приложенные Ришелье усилия окажутся напрасными. Впрочем, как знать? Кардинал намеревался выгадать время – он его выгадал.

Итак, размышлял де Бреку, одна подружка шепнет другой: «Я согласна!» – и что же за этим последует? Почему-то не к месту в этот момент в памяти всплывало скорбное выражение лица Рошфора, повествующего о своей нежелательной женитьбе, однако найти взаимосвязь между ожидающей ребенка племянницей барона де Купе и не ожидающей ребенка королевой Франции у де Бреку не получалось.

С Рошфором, кстати говоря, случилась ужасная неприятность. Так уж вышло, что, будучи человеком благородным, он в первую очередь решил известить о своем отказе семью девушки, которую ему прочили в жены. Возможно, обратись он сначала к Ришелье, скандала бы не произошло. Но Рошфор поступил так, как поступил: дав девице понять, что ему известно о ее положении, он не счел возможным сообщить причину своего отказа ее родным. Оставшись без объяснений, барон де Купе вознегодовал и отправился выяснять отношения с первым министром. Знал он о беременности племянницы или нет, но поведение «жениха» он истолковал в выгодном для себя свете: якобы конюший отказался от девушки с единственной целью – досадить кардиналу. Свою претензию, высказанную в резкой форме, оскорбленный дядюшка развил предположением – дескать, все это происки врагов Ришелье, которые нашептали молодому виконту способ насолить своему благодетелю, а это значит, что Рошфор тайно переметнулся на сторону этих самых врагов и нашел себе нового покровителя в лице, например, графа де Суассона, кузена короля Людовика, известного своей неприязнью и к барону де Купе, и к кардиналу.

Последовавшее за этим в должной мере описывает и то, как занят был первый министр, чтобы вдаваться в подробности дел, не являющихся государственными, и то, каким беспощадным он мог стать по отношению к своим людям, едва только заподозрив предательство с их стороны. Всего через час Рошфор был арестован и препровожден в Бастилию, откуда, как известно, враги кардинала уже не выходили.

Де Бреку знал, что Ришелье терпеть не может, когда он является к нему без приглашения. Однако случай был такой, при котором молчание равно потере чести, а ждать приглашения – значит обречь несчастного виконта на дополнительные часы смятенных размышлений о загубленной судьбе. Скомпрометировать девушку, которая уже и так скомпрометировала себя со всех сторон, барон не боялся. Рошфора же он уважал как человека, справляющегося подчас с поручениями, которые не всякому Иному под силу. И раз уж вышло так, что о беременности мадемуазель де Купе известно только де Бреку (Беатрис не в счет), то и сообщить о допущенной несправедливости кардиналу должен именно он.

Он отправился в Лувр пешком, едва только стемнело. Пусть солнечный свет раздражал не столько кожу, сколько новый слух барона, все-таки он предпочитал беречься даже от тусклых закатных лучей.

Несмотря на то что большая часть часовых знала его в лицо, на подъемном мосту пришлось произнести пароль (выуженный тут же из головы караульного); затем, миновав ворота Лувра, де Бреку направился к восточному углу дворца. Возле калитки он представился, присовокупив к имени слова «свита его высокопреосвященства», – и его без лишних расспросов пропустили.

Лувр всегда казался де Бреку лабиринтом: сотни коридоров, подчас абсолютно не освещенных, подчас запертых в дальнем конце и не имеющих другого выхода, кроме того, через который ты попал внутрь; сотни комнат, иные из которых походили на крохотные склепы; сотни лестниц и потайных переходов. Барон предпочитал лишний раз не заходить сюда или по крайней мере заходить только в хорошо изученные помещения. К числу таковых относились приемная и кабинет Ришелье. Однако пока де Бреку добирался до них, он успевал почувствовать враждебность гигантского дворца во всем ее многообразии.