Василий Звягинцев - Скорпион в янтаре. Том 1. Инвариант

– Я ведь уже сказал, товарищ Сталин, если нужно для дела…

– Тогда слушайте.

Замысел Сталина, самостоятельный или сформированный под влиянием позавчерашней беседы и прочих названных факторов, выглядел совершенно в его стиле, но отличался некоторыми существенными деталями. Обычно в его играх не хватало интеллектуальной тонкости . Пугать людей он умел, подавлять волевым напором, знанием фактов, в том числе и компрометирующих, демагогией, само собой, устоять против которой удавалось считаным единицам крайне уверенных в себе да вдобавок бесшабашных людей. Тех, что и придумали поговорки: «Помирать, так с музыкой», «Или грудь в крестах, или голова в кустах»… Остальные уходили бесславно или действительно умирали, известное дело.

Сталинская режиссура и Сашкины актерские таланты, он ведь, бывало, и в театре поигрывал, и в цирке выступал, очень хорошо состыковались. Члены Политбюро привыкли ко всяким неожиданностям, но и их выбила из седла непонятная наглость рядового наркома, чудом избежавшего сухановских застенков. Говорил он вроде бы от себя, но вместо того чтобы просить прощения и каяться, агрессивно наступал. Не щадя даже и сталинского самолюбия. Ворошилова он своим выпадом напугал до полусмерти, прочие, с недоумением и страхом наблюдая за реакцией Хозяина, тоже «прижали уши».

Без всяких возражений со стороны коллег Климент Ефремович немедленно лишился поста наркома обороны и был назначен командующим ОКДВА [27], вместо Блюхера. А на его место рекомендован соратник Сталина и Буденного по Первой конной армии Иосиф Родионович Апанасенко.

Из членов Политбюро Ворошилова тоже вывели без лишних процедур. В устной форме. И ушел «первый красный маршал», не совсем понимая, проиграл он или неожиданно выиграл. Хабаровск очень далеко от Москвы, и жизнь там может оказаться гораздо спокойнее. Ну а порядок после Блюхера навести – не самое трудное дело. Глядишь, одумается вождь, обратно позовет. А нет – так и не надо.

В то время повороты судьбы воспринимались людьми несколько иначе, чем в нынешние вялые годы, когда и взлет – не взлет, и падение – не совсем падение.

Из всех присутствовавших на заседании только Николай Александрович Вознесенский, тридцатипятилетний председатель Госплана, не член Политбюро, приглашенный по предложению Шульгина (точнее, Шестакова), явно одобрительно отнесся к поведению Григория Петровича, не скрывая улыбки. Шульгин имел на него особые виды: способный человек, будущий зампред Совнаркома и Совета министров, будущий кандидат на пост самого Сталина, через год после объявления его «преемником» расстрелянный по «ленинградскому делу» сорок девятого года. Они и раньше плодотворно сотрудничали по некоторым вопросам, а теперь Вознесенский почувствовал, что перспективы и для него открываются приличные.

– Кажется, неплохо получилось, товарищ Шестаков, – довольно сказал Сталин, когда прочие участники совещания были отпущены «отдыхать». Сегодня ему без особых усилий удалось до полусмерти напугать ближайших соратников. Без новых арестов. «Большой террор» ему и самому несколько поднадоел. Прошлый раз инерцию удалось остановить только через год, а сейчас благодаря удачно сложившейся ситуации – можно и сразу.

– Давайте поедем ко мне на дачу, поужинаем, – предложил Сталин. – И Заковского позовем. Посмотрим, как он будет себя вести, тогда и решение примем.

Получалось так, что Иосиф Виссарионович с ходу начал воплощать в жизнь новый статус наркома. Да и что удивительного – Вождю скоро шестьдесят, и если появился рядом человек молодой, энергичный, ни с какими враждебными группировками и уклонами не связанный, отчего бы не переложить на него часть своих обязанностей, хлопотных и непринципиальных, оставив за собой только общее руководство? Многие правители так поступали. Главное ведь – сохранить за собой право последнего слова и техническую возможность в любой момент восстановить статус-кво.

Такая возможность у него была. Помимо всякого НКВД, который действительно набрал совершенно ненужную силу да вдобавок просто дискредитировал гуманную и народную советскую власть и лично товарища Сталина. С «ежовщиной» покончено! Кстати, очень хороший термин, хлесткий и емкий. Немедленно следует ввести его в широкое обращение. Будет политически правильно. Одновременно все увидят и поймут, что товарищ Сталин начеку. Вовремя увидел «перегибы» (как во время коллективизации) и железной рукой восстановил справедливость.

По этому поводу можно и поужинать.

Леонид Михайлович Заковский, комиссар госбезопасности первого ранга (что по знакам различия соответствовало командарму, а по реальной власти значительно его превосходило), первый замнаркома внутренних дел, опытный разведчик и контрразведчик, в Гражданскую войну поработавший даже начальником махновской контрразведки, чувствовал себя не очень хорошо. Даже, можно сказать, так плохо, как никогда раньше. Хотя, казалось бы, и не такие моменты приходилось переживать. Правда, в Гражданскую он был значительно моложе и воспринимал свою тогдашнюю деятельность как увлекательное приключение. А позже, вплоть до позапрошлого года, все у него складывалось вообще великолепно. Только вот низвержение Ягоды и назначение Ежова поселило в душе сначала смутную, а потом все усиливавшуюся тревогу. Неправильно дела пошли, а точнее – просто по-идиотски.

Сама по себе идея «большого террора» у него возражений не вызывала. Раз политика государства и партии коренным образом меняется, так совершенно естественно, что должна произойти «в верхах» смена караула. Потерявшие нюх и чувство реальности «бойцы ленинской гвардии» явным образом оказались «не на высоте новых задач» и вполне заслуживали отстранения . Но никак не устранения . Вполне можно было без всяких показательных процессов и бессудных расстрелов рассовать их по малозначительным постам, вроде как поначалу поступили с Бухариным, Каменевым и прочими. Вполне бы у ГУГБ хватило возможностей не допустить с их стороны противоправных или просто нежелательных поступков. Вплоть до интернирования в специальных «общежитиях», где они могли бы продолжать полезную работу.

И уж совсем недопустимо было распространение террора на низшие уровни, где он мгновенно вышел из-под контроля Центра.

Наблюдая за происходящим, Леонид Михайлович, разумеется, помалкивал, хотя в сфере своей ответственности пытался удерживать процессы в рамках, если, конечно, не получал прямых и недвусмысленных указаний по тому или иному поводу.

Само собой, нередко приходили в голову неприятные мысли, что волна может накрыть и его, но здесь он защищался от них самым обычным образом – убеждал себя, что, если бы Хозяину было нужно , его загребли бы одним из первых, вместе с Ягодой и многими другими. Но нет, не загребли, даже возвысили против прежнего. Каков бы там ни был Сталин, наверняка должен понимать, что без профессионалов в руководстве тайной полиции не обойтись. Кто-то ведь должен и настоящую работу обеспечивать.