Rein Oberst - Чужой для всех-3

- Франц, очнись! - Миша толкал немца в бок.

Офицер дернулся, открыл глаза. Взгляд отсутствующий. Лицо бледное.

- Тебе дурно? Может выйдем на свежий воздух?

- Слабак! - буркнул подполковник Шлинке, повел шеей. Вены вздулись. Застегнутый ворот сжимал, словно обруч. С неприязнью расстегнул крючок, выдавил: - Тряхни его, дожми.

- Франц, как себя чувствуешь? Выпей воды, - Миша поднес к губам немецкого офицера стакан с минеральной водой. Немец сделал несколько глотков, открыл глаза.

- Спасибо. Мне лучше. Я готов еще раз выслушать свою задачу.

- Хорошо! - усмехнулся Шлинке. Подняв указательный палец, выдавил пафосно: - Повторение - мать ученья! Слушай внимательно. Задача простая. Нужно вывезти фюрера в Москву. Из Рейхсканцелярии сделать это почти невозможно. Но выманив из логова, схватить и самолетом переправить на нашу сторону - можно.

- А зачем вам фюрер, война и так скоро кончится?

- Фюрер - это ваш идол, ваш вождь. С потерей вождя армия будет деморализована. Она не способна дальше сражаться. Война закончится раньше и с другой расстановкой сил. Пока на западе американцы и англичане будут тягаться с Вермахтом, мы будем уже в Берлине.

- Хорошо, я подумаю, как это сделать.

- Подумай. До утра время есть. А на встрече убеди фюрера выехать к войскам. Лучше на Восточный фронт. Предлог - поднятие морального духа, награждение отличившихся в боях.

- На Восточный фронт фюрер не поедет, побоится. Вы перешли в наступление. Он и вызвал меня по этому поводу. Хочет узнать мои прогнозы, как поступать дальше. Если удастся организовать поездку, то только на Западный фронт. В Нешато в форте сидят ваши штрафбатовцы. Батальон Новосельцева под моей опекой и в моем распоряжении.

- Это замечательно! - Шлинке энергично потер руки, поднялся из-за стола. - Батальон задействовать по полной. Мы подключимся на последней фазе. Подготовкой операции займемся после встречи. А сейчас… - разведчик бросил оценивающий взгляд на стол, крутанул головой, высматривая Эльзу, - мы подведем итог нашего разговора.

- Иоганн, подожди, - с тоской в голосе остановил Шлинке Франц, - прежде чем я подпишусь под этой авантюрой, ты должен гарантировать безопасность моей семье. Вы даете мне такие гарантии?

- Что? - брови русского разведчика взметнулись вверх. Он впервые услышал свое немецкое имя от Франца, кроме того, мысленно находился на другой волне. - А… гарантии… Останемся в живых, тогда и поговорим о гарантиях.

- Нет! Я должен услышать их сейчас.

- Хорошо. Отвечаю. Мы гарантируем со своей стороны жизнь вашей семье, но ее надо вывезти из Берлина в тихое, безопасное место. Побеспокойся об этом сам.

- Я сделаю это сам, Иоганн. Но меня беспокоит жизнь Веры и дочери, которые находятся в Москве. Ответьте, что будет с ними в России? Вы можете гарантировать им нормальные условия жизни. И вообще, я хочу увидеть Веру перед операцией. Я иду на смерть. Это мое твердое решение.

- Ах ты наш двоеженец! - воскликнул с сарказмом Константин. - Зацепила тебя Верка, зацепила, постоянно думаешь о ней. Хороша, девка, да?

Франц побледнел. Руки сжались в кулаки. - Молчать! - рявкнул он и, сбивая стул, бросился на Константина.

Но тут же крестьянские жилистые руки Михаила обхватили сзади, затрещали кости. Франц дернулся, остановился, обмяк. В приоткрытую дверь всунулась огромная голова фельдфебеля. - Помощь нужна? - пробасил сибиряк.

- Тише, тише, Франц! Не ерепенься! Это шутка, - выдавил сквозь зубы Михаил, ослабляя захват.

- Да отпустите меня, - прохрипел немец, вырываясь из объятий Михаила. Отскочил к стене, взгляд неприязненный, кулаки сжатые.

- Все, все, все. Спокойнее, Франц. Сдаюсь. Это шутка, - Константин поднял руки вверх. В глазах горели искорки. Улыбнулся. - Тебе больше не наливаем. Ты как выпьешь, бешеный становишься. Шуток не понимаешь.

- Это не шутка, это насмешка, - выпалил Франц. - Ты насмехаешься надо мной, над моими чувствами, над Верой. - Кроме того, я не услышал гарантий в отношении Веры.

- Франц! Остынь! Это была шутка, - успокаивал Константин. - Шутка, понимаешь…?

Ольбрихт молчал, обдумывал ситуацию.

Разведчик подошел к немцу, дотронулся до плеча: - Извини, друг, не хотел обидеть. Гарантии будут. Мы умеем держать слово. Мы умеем предвидеть и опережать события не хуже тебя, - в голосе русского офицера была твердость, спокойствие. - Наши гарантии предъявит капитан Клебер. Ганс, - Константин махнул головой, - отведи господина Ольбрихта в его номер. Пусть воочию убедится в правдивости моих слов. Думаю, увиденное, предвосхитит его ожидания…

Франц проснулся от яркого света. Сквозь веки чувствовался направленный, бьющий в лицо, свет. Что бы это значило, скользнула мысль. Глаза открывать не хотелось. Разбитость и легкое недомогание мешали сосредоточиться, прижимали к постели, укутывали в одеяло.

Языком пробежался по опухшим, пересохшим губам, скривился: - Фу…! - водочный привкус неприятно ощущался во рту. Сколько же он выпил… воспоминание отдалось болью в голове. Черт! Этого мне еще не хватало. И все же, что светит так безжалостно в лицо?

Веки дрогнули. Глаза приоткрылись с трудом. Слепили январские лучи. Пробиваясь через неплотно прикрытые шторы, они отражались от зеркала.

Вот что меня разбудило! Или не только это?

Франц нехотя приподнялся, прижался к холодной никелированной спинке. Ленивым взором, тяжело вздыхая, оглядел просторный гостиничной номер. Трюмо, платяной инкрустированный шкаф, диванчик с приставным столиком, копия картины Рубенса «Венера и Адонис», ваза с фруктами, недопитая бутылка шампанского… Стоп…! - за стеной слышалось глухое журчание воды. Кто-то принимал душ.

- Боже мой! Болван! Пропитые мозги…! Вера! Верошка! Моя принцесса, Хэдвиг…! Прости, прости…

Франц вскочил с постели, схватился за голову, осуждающе закричал двойнику:

- …Спасибо, Клаус, удружил! Твоя заслуга… Это же «Вдова Клико Брют»! Давай еще по бокалу. Кретин! Ты мое состояние помнишь?… Молчишь, свинья… Я тоже не помню… Говоришь, кто знал? Догадываться надо! Все, переселенец, прощай. Вера идет…

Франц зыркнул по сторонам, ища нательное белье, но тут же рухнул седалищем на кровать, прикрывая наготу простынею. Сердце забилось в торжественном испуге. Слышалось легкое шлепанье босых ног.

Дверь скрипнула, отворилась. На пороге стояла Вера в неглиже. Стройное тело прикрывалось короткой ночной сорочкой из тончайшего, воздушного батиста. Чуть увлажненная, она, прилипая, подчеркивала округлые бедра, выступающую молодую грудь. Набухшие соски протирали ткань. Пшеничные волосы, расчесанные, но не до конца высохшие, тонкими прядями опускались на открытые плечи. Большие, немного смущенные, проникновенные глаза светились лазурным блеском.