Виктор Тюрин - Хочешь выжить – стреляй первым [litres]

Коротышка, довольный собой, повернулся к толпе. Очевидно, он хотел увидеть впечатление на лицах его сограждан, которое должна была произвести речь. Жиденькие хлопки послышались со стороны группки женщин. Мужчины одобрительно закивали головами. Я бросил последний взгляд на тщедушное тело Джима Тернера.

«Было тридцать девять человек, а осталось тридцать семь. Вот и весь твой «подвиг», старик», – подумал я, после чего обратился к мэру:

– Я могу ехать?

Мэр, развернувшись ко мне, величаво кивнул:

– Да. Вы свободны.

Коснувшись двумя пальцами поля шляпы, я направился к своей лошади. Сунул винчестер в чехол, вскочил на коня. Посмотрел на толпу. Никто не ушел, все они все продолжали стоять и смотреть на меня. Я сидел в седле, смотрел на них и никак не мог расслабиться.

Из головы все никак не выходил дурацкий старик со своей мечтой о славе. Неожиданно в голове сформировалась мысль: «Наверно, если любому из этих потрепанных жизнью горожан дать винтовку и возможность безнаказанно убить Джека Льюиса, он бы поступил как Тернер. При этом стал бы народным героем, но никак не убийцей. Вот уж действительно ДИКИЙ Запад!»

После двух суток пути мы, наконец, увидели вдали нечто вроде маленького поселка. Подъехав ближе, остановились на пригорке и, переглянувшись, радостно заулыбались.

Мы вышли к железной дороге. С горки были хорошо видны постройки, вытянувшиеся вдоль железной дороги, которые в большинстве своем являлись загонами для скота. На одной-единственной улице были видны копошащиеся в пыли пестрые куры. Единственное здание выделялось из общей серой массы бараков своей башенкой, расположенной на середине крыши. Очевидно, это было здание железнодорожной станции. Позже, в ожидании поезда, в разговоре с охранником я выяснил, что это была не станция в полном смысле этого слова, а место, где останавливались поезда со скотом, но, купив у кассира-телеграфиста билет, любой желающий мог сесть в этом месте на поезд. Остановка поезда гарантировалась поднятым на шесте, рядом с железнодорожными рельсами, флагом.

Остановив лошадь у коновязи возле станции, я сразу наткнулся на цепкий и настороженный взгляд охранника с винтовкой в руках, наблюдавшего за нами.

– Хочу на поезде покататься. Ты не против?!

Это было сказано настолько спокойным и миролюбивым тоном, что напрягшийся при виде моего арсенала взгляд охранника снова стал сонным и ленивым.

– Если только покататься, то на здоровье.

– Где кассира можно найти? – поинтересовался я у него.

– Да где ж ему быть? У себя. Ест свой омлет. И как этому старому хрену не опротивит его жрать каждый день?

Охранник сплюнул в пыль. Секунду постояв, зевнул во всю ширь нечищенных со дня рождения зубов и вернулся в тень, к креслу-качалке. Кинув поводья Тиму, я вошел по ступенькам в здание станции. Увидел несколько скамеек и две двери, ведущие в помещения.

«Телеграфист и кассир? Или начальник станции? Где кто?»

Замешательство длилось секунду. Толчок – и ближайшая дверь открылась настежь.

– Чего надо?! – раздался старческий голос. – Не видите, я обедаю!

Я шагнул через порог:

– Не время обедать! Время продавать билеты!

– Обойдетесь! Сейчас девять утра, а поезд пройдет не раньше семи вечера!

При этом старый телеграфист даже не оторвал взгляда от сковороды с аппетитно скворчащим омлетом. Аромат еды заставил меня невольно проглотить слюну.

– Если так, то почему бы нам не позавтракать вместе?!

Теперь я удостоился злого взгляда старика.

– Ладно, уговорил. Заплачу!

– Придешь через полчаса. Сколько яиц?

– Шесть, нет лучше восемь яиц и не жалей ветчины.

– Куда тебе столько? Впрочем, это не мое дело. Двадцать пять центов, – видя, что я начал разворачиваться к выходу. – Деньги вперед!

– Хорошо, – ответил я, кинув монету на стол, где стоял телеграфный аппарат.

Выйдя за вокзальную площадь Нью-Йорка, мы сразу попали в сеть мелких улиц, которые разбегались без всякого порядка, в разные стороны. Ароматы большого города оседали в горле, хотелось прокашляться, да так, чтобы сразу выплюнуть этот вонючий воздух из своего горла. Раз и навсегда! Да и сам город оказался далеко не таким, каким я его себе представлял. Где широкие улицы, полные воздуха и света? Где толпы гуляющих нарядных горожан? Мрачных тупиков и зловонных переулков здесь хватало в избытке, а вот со всем остальным… Решив пока не делать скороспелых выводов и повременить с заключениями, я просто стал наблюдать жизнь города. Улица, по которой мы шли, представляла собой каменную грязную мостовую, цепь газовых фонарей и два ряда обшарпанных домов из красного кирпича. Много мелких лавок. Все грязное и унылое. Люди были под стать городу. Они старались не встречаться со мной глазами, зато я чувствовал, как их взгляды прямо прожигали мои карманы, а затем и спину. Если бы не яркое солнце и теплая погода, только от вида этой одной мрачной и грязной улицы можно было впасть в глубокую депрессию. Тогда я стал рассматривать вывески различных заведений, магазинов и баров, пытаясь понять, чем живет этот город. Например, «Зал атлетов» или «Танцевальный зал «Три розы». Пройдя мимо множества подобных заведений, у меня начало создаваться впечатление, что народ здесь только и делает, что пьет и танцует. Гнетущая атмосфера нищеты и безысходности уже начала давить на меня, пока мы не вышли на одну из центральных улиц города, запруженную празднично одетым народом. При этом вся эта разряженная толпа медленно двигалась в одном направлении. Шум при этом стоял неимоверный. Вся непосредственность и открытость отношений людей выливалась в криках, смехе, шутках, громких спорах и разговорах.

– Дорогая, ты видела его? Не правда ли, что в его лице есть нечто демоническое?

– Да, Мэри! Я, наверно, сегодня не засну. Его бледное лицо… В нем словно ни кровинки не осталось. Б-р-р!

– Какая процессия, а?! Военный оркестр!

– А вы заметили, что все экипажи были черными?! Кучера во всем черном и судебные приставы!

Тим дернул меня за рукав. Я наклонился к нему.

– Джек, это, наверное, Хигса на казнь везут. Я слышал о нем разговор в вагоне.

– Точно, малый! – раздался рядом с нами грубый мужской голос. – Это Хигс, пират и убийца! Два месяца назад он ограбил торговое судно, убив шкипера и трех матросов.

Я повернулся к нему. Это был мужчина с красным от выпивки лицом и трубкой в зубах. Его шляпа была залихватски сдвинута на затылок. Он, очевидно, решил, что я заинтересовался, и, видно, поэтому продолжил:

– Они только недавно проехали. Вы их еще можете догнать. Да-а… Такое не часто увидишь. Уж мне поверьте! Я повидал в своей жизни всякое!

Только я отвернулся от краснорожего типа, как неожиданно рядом раздался звонкий девичий голос: