Андрей Валентинов - Аргентина: роман-эпопея: Кн. 3. Кейдж

— Ингрид очень повезло, — вздохнул Курц. — У нее родственники — по всему Рейху, и все бароны с маркизами. Потому и выпустили, побоялись связываться... Я бы и сам пострелял. Узнать бы, кто этот товарищ Вальтер Эйгер! Эйгер, Андреас, понимаешь? Это же кто-то из наших!..

— Excuse me, are you... are you mister Kurtz?

Как подошел — не заметили. Невысокий, в подрезанной шинели без погон, ремень сидит косо (в sitzungssaal!), короткие волосы — торчком, фотоаппарат на ремне, на носу — стеклышки... Горные стрелки переглянулись. Английский оба учили в школе, в родном Берхтесгадене. Но когда это было!

— Понял! — Гость наморщил лоб и заговорил по-немецки, спотыкаясь, но вполне понятно: — Господин Курц! Господин Хинтерштойсер! Я вас узнать... узнал по газета. I mean...

Хинтерштойсер поглядел на фотоаппарат.

— Journalist!

— American, — не отстал от него друг Тони.

Гость растерялся, но ненадолго. Улыбнулся, развел руками.

— Я есть! Кристофер Жан Грант, «Мэгэзин». Интервью — нет, меня все равно не печатать. На первый этаж через улица piano есть. Хочу играть для бойцы 11-я бригада some jazz. Я жить in New Orleans и уметь немного.

— Oh, yeah! — по-американски восхитился Тони. Хинтерштойсер же прокашлялся — и завел неплохо поставленным тенором:

Командир взвода camarado Курц взглянул сурово:

— Пр-р-рекратить неорганизованное пение! Бойцов — собрать, мистеру Гранту организовать все условия. Чего стоите, горный стрелок? Бего-о-ом!..

6

Время залечило раны, шрамы на лбу и на щеках стали почти незаметны из-за морщин и глубоких складок, только на месте левой брови так и осталось ровное белое пятно. И, контрастом всему — черные мальчишеские глаза. Берет набекрень, грязная шинель нараспашку, желтые ремни — крест-накрест, тяжелая кобура на поясе.

— Почему сюда приехал, спрашиваете? Испанцы мне не родня, мсье Грант. Не слишком-то я их и люблю, признаться. Один в один наши алжирцы. Неприятный народ! Но когда страну убивают, и никому до этого нет дела, когда твоя Родина становится палачом... Нет, я лучше умру испанцем!

Кейдж строчил в блокноте, догадываясь, что и этот его репортаж завернут. Уже четвертый, предыдущие утонули в редакционном болоте, не успев даже пустить пузыри. Большой босс Джеймс Тайбби ничего объяснять не стал. Пишите, мистер Грант, пишите!

— А воевать я не люблю. Мне и прежней заварушки хватило, до сих пор расхлебать не могу. Сейчас поставили на роту, а там — одни боши, 1-й Немецкий батальон... Как ими командовать — после Вердена и Бойни Нивеля? Только вот офицеров не осталось, выбили...

Ради этого человека Крис и приехал в 11-ю интернациональную. Из-за Курца и Хинтерштойсера тоже, но о горных стрелках писать не собирался — мсье Кальмар исчерпал тему до дна. Хотел только познакомиться — и джаз сыграть. Сам же и виноват! Трус, как и было сказано. А вот бывший лейтенант французской армии его очень заинтересовал. В штабе о нем шептались, не человек — легенда.

— Вы, мсье Лорес, упомянули прошлую войну. А вот скажите...

Черные глаза весело блеснули.

— Уже напели? Ну, во-первых, если Лорес, то не «мсье», а «камарадо», мы сейчас все испанцами обернулись. А во-вторых... Да, случилась со мной 1001 ночь! Только не пишите, ладно? Так расскажу...

Достал мятую пачку пахитосок, щелкнул зажигалкой. Репортер «Мэгэзина» послушно закрыл блокнот.

* * *

История, услышанная в штабе, действительно походила на сказку. Молодой офицер был тяжело ранен во время майского наступления 1917-го. Подлечился, получил свою медаль, вернулся в родной Оран. Жизнь, хорошо ли, плохо, покатилась дальше. И лишь совсем недавно — обрушились Небеса.

— Ночью проснулся, мсье Грант, — и себе не верю. Лежу и повторяю: Андре Кабис, Андре Кабис... Мое имя! Настоящее, понимаете? А затем и жену вспомнил, с которой в начале той войны обвенчался. Закричал, позвал, а потом испугался до холодного пота. Утром совсем уже собрался в больницу, врачам на милость сдаваться. Но решил все же проверить — послал телеграмму в Авалан, это недалеко от Тулузы.

Кейдж невольно кивнул. Авалан-Авалон, указатель на дороге. Тесен мир! И вообще история сразу же показалась странно знакомой, потому и решил разыскать бывшего лейтенанта. Слышал уже. И не просто слышал!..

Может, и в самом деле — арабская сказка?

— Но окончательно поверил, когда со своей Натали встретился. С ума сойти! Полжизни, считай, в двоеженцах ходил. В Авалане меня давно похоронили, а Натали не верила — ждала. Сольвейг! У нее и пластинка с песней есть, подарили добрые люди. Натали сказала, что видела меня ночью — нынешнего, со шрамами. А сама почти не изменилась, красивая, молодая... Не погибну, вернусь — и в третий раз жить начну... Печатать об этом не стоит, мсье Грант, все равно не поверят. Мне б рассказали — посмеялся... А играете вы здорово, бойцам очень понравилось!

Крис спрятал блокнот. Сам бы смеяться не стал, но конечно бы не поверил. Впрочем, и с ним самим происходило нечто не менее странное — такое, что ни одна газета в номер поместить не рискнет.

* * *

Первая странность — выжил. «Чудо!» — развел руками врач в больнице Сент-Жозеф де ла Грав[ 87 87 В Тулузе. ]. «Чудо!» — констатировал молодой жандарм с расплющенным носом, составляя протокол. Мотоцикл, считай, вдребезги, а у него, бесшабашного ковбоя (Эй-о, эй-о! Эй-о, эй-о!), руки-ноги целы. Расплатился сотрясением мозга, ребрами — да еще зубами, включая двух саботажников, — который сверху, слева, и который внизу. Про чудо уже потом заговорили, две недели пролежал без сознания, священник даже приходил соборовать. Не это испугало — выжил. Однако там, за темным пологом беспамятства, осталось что-то очень-очень важное.

— Не вы первый, — успокоил врач. — Человек в бреду иногда целую жизнь прожить успевает. Вы, мсье Грант, все время свою знакомую звали. Мари-Апрель — может, помните такую?

Он не помнил — и помнил. Рыжая девушка, Аметистовая башня, руины замка, старая часовня...

«Будь милосерд, прости мне зло, я, Боже, хрупок, как стекло...»

Многое стерлось, уйдя в глубины Памяти, как только он открыл глаза: имена, лица, названия. Мари-Апрель осталась — как и лилово-красный шар над черепичными крышами.

Авалан-Авалон...

Порой Крису казалось, что все это не просто случилось с ним, но по-прежнему происходит, где-то совсем рядом, протяни руку.

«Только вы, мистер Грант, не радуйтесь. Рано! Грехи-то на вас!..»

— Пройдет! — обнадеживал эскулап, назначая успокоительное.

Не прошло, но отступило. Слишком многое навалилось, как только ему разрешили читать. Джорджи погиб, куда-то исчезла Великолепная Лорен, мисс Младшая Сестра отменила свадьбу, в его палату приходили серьезные люди в штатском, расспрашивая о каждом дне, проведенном на французской земле. Большой босс ничего объяснять не стал. Поблагодарил за соболезнования — и отправил в Испанию. Жизнь, точно как у лейтенанта Кабиса, покатилась дальше, однако Неслучившееся все еще было с ним, не уходило, стояло рядом.