Андрей Валентинов - Аргентина: роман-эпопея. Кн. 2. Крабат

Отомар Шадовиц вспомнил родные места. Дорога Курфюрста с ее указателями и каменными орлами у перекрестков вела, куда было нужно курфюрсту, его же земляки добирались до места по прямой. Засеянные поля объезжали, по болоту прокладывали гати. Повозки вязли, лошадей приходилось вытаскивать всем селом... Зато быстрее — и от чужих глаз скрытно.

Значит, и тут ездят. Или в Швейцарии люди другой породы?

Искали недолго. Сразу за Кинталем — пять домов под красной черепицей — между двух хмурых скалистых вершин обнаружился проход, он же проезд, если, конечно, верить местным Вильгельмам Теллям. Не дорога — широкая каменистая тропа, как раз на одну повозку — или на одну «Антилопу», если очень повезет. Прямо к Эйгеру выехать не получится, но выйдет где-то близко.

Марек посмотрел на тропу, на «Антилопу Канну», на Герду. Та почесала подбородок:

— Рискнем!

Рискнули — и пока везло. Подъем проехали почти без проблем, на второй скорости, временами переходящей в первую, на спуске же, как только горы-стражи остались позади, начало трясти. «Антилопа » вздрагивала всем корпусом, ревела, а временами, когда приходилось нажимать на тормоз, принималась повизгивать. Отвлекаться было опасно, вот Марек и проглядел, как Герда, улучив момент, достала неведомо откуда пачку дрянных местных сигарет.

Объехав очередной ухаб, мужчина вновь покосился направо, в сторону соседнего сиденья. От сигареты осталась ровно половина.

— Выедем на дорогу, заберу пистолет, — рассудил он.

Девочка презрительно фыркнула:

— Забирай! Я про тебя Королеве расскажу. Нет, не про ящерицу, Королеве такое понравится. Про те гадкие картинки, что ты в шкафу за одеждой прячешь. Черная кожаная папка, застежечка медная. И не стыдно?

Язык не показала, однако носом дернула. Марек вновь взглянул на дорогу, отметил взглядом очередной камень, так и норовящий прыгнуть под левое колесо...

— Сильно гадкие? Ты все посмотрела?

Авто вильнуло, недовольно рыкнув мотором. Герда поглядела на окурок и не без сожаления отправила его в окошко.

— Не волнуйся, все! Если другим можно, то, значит, и мне. Зачем тебе такое, Кай? Это же больные люди рисовали. Там только лошади хорошие — синие.

Мужчина кивнул:

— Франц Марк, погиб под Верденом. Еще, если ты помнишь, есть его автопортрет — с трубкой, в коричневой меховой шапке.

«Антилопа Канна» вновь подпрыгнула, недовольно заворчала, но внезапно сменила тон. Марек облегченно вздохнул — тропа пошла вширь, постепенно становясь обычной грунтовой дорогой. Скалы исчезли, сменившись редким альпийским кустарником. Еще чутьчуть — и можно переходить на третью скорость.

— Это не картинки — репродукции. Картины же писали, Герда, не больные, а дегенераты. Их так лично Йозеф Геббельс окрестил. Дегенеративное искусство! Из музеев изъяли, выставлять запретили, а после Олимпиады хотят устроить какой-то цирк с публичным шельмованием. Кстати, тот художник, что нам «Антилопу» раскрасил, тоже дегенерат из самых-самых... А документы ты смотрела?

Третья скорость! Человек и автомобиль облегченно перевели дух.

— Не смотрела, — обиженно проговорила девочка. — Документы — не картинки, это твоя работа. Разве я не понимаю? Кай, а для чего устраивать это... шельмование? И почему они — дегенераты? Зачем обижать? Не умеют люди рисовать — и ладно. Просто не надо смотреть такое на ночь, чтобы страшное не снилось.

Марек смахнул пот со лба, потом подумал и вытащил платок. Считай, прорвались. Вот она, грунтовка до Эйгера! Узкая, двум машинам едва разъехаться, зато ведет прямиком к цели. И пустая, ни черных машин, ни красных.

Выдохнул, рассмеялся легко:

— А мне, Герда, мельница старая снится. И мельник, который не мельник, а злой вредный дух. Он с моим предком разговаривает, но получается так, что это не мой предок, а я сам.

— Здо-о-орово! — донеслось справа. — Мне бы такое увидеть!.. Твой предок? Который кофе любил? Кай, а скажи что-нибудь на твоем секретном языке.

Марек Шадов притормозил у перекрестка, взглянул, как правила велят, налево, потом направо. Пусто! Выехав на дорогу, остановил авто, повел устало плечами.

— Сказать? Imam veoma dobar dcho, ali pushi kao dimn’jak. Отдохнем?

Положил руку на горячий, словно из печки, ключ зажигания...

— Не отдохнем, Кай. Черная машина — сзади.

***

Герда пела негромко, почти без выражения. На лице — ничего, взгляд устремлен вперед, на пустую влажную грунтовку, двигались только губы.

Черная точка в зеркале заднего вида превратилась в каплю, когда Марек Шадов позволил себе усомниться.

— Может, мы зря? Ну, едет кто-то...

Девочка молча покачала головой.

Перед тем как запеть, Герда не забыла спросить разрешения. Марек конечно же согласился. Не слишком любимое им танго сразу задало очень нужный в такие минуты ритм. «В гор-них вы-сях зву-чат мо-ли-твы...»

Капля росла, густела, наливалась чернотой, и мужчина понял, что сомневался напрасно. Они! Наверняка ждали у выезда на трассу, потом взглянули на часы, на карту...

Дальше следовал припев, но Герда им пренебрегла, перепрыгнув сразу на второй куплет:

— Достань из перчаточницы кобуру, расстегни — и положи мне на сиденье, под руку.

«Пос-ле смер-ти тан-цу-ем тан-го...»

— А-а-а-а... Сейчас, Кай.

Герда наклонилась вперед, открыла дверцу ящика.

— Точно! А когда ты успел его туда положить? Час назад ничего не было!

Отвечать Марек не стал, улыбнулся. Цирк доктора Эшке! Учись, поросль юная, лет через двадцать, может, и выучишься!

— Свой не доставай без приказа. Как поняла?

— Не доставать без приказа. Поняла!

Звук был негромкий, даже не треск, хлопок, словно где-то сзади сигарету воткнули в воздушный шарик. Но девочка услышала. Перестав петь, повернулась, хотела привстать...

— Ай...

Марек успел. Положив ладонь на ее плечо, надавил посильнее...

— Ложись. И не смей поднимать голову.

— Это стреляют? — удивилась Герда. Немного подумав, рассудила: — Это — стреляют...

И — снова сигаретой в шарик. Уже ближе, громче... «Путь мужчи- ны — огни да бит-вы, цель муж-чи-ны — уй-ти дос-той-ным...» Капля в зеркале разрослась, набухла — и превратилась наконец в четкий черный силуэт, очень знакомый. Правая дверца открыта, уже можно разглядеть того, кто пытается стрелять, став на подножку...