Андрей Валентинов - Аргентина: роман-эпопея. Кн. 2. Крабат

— Scheiss!.. Drauf!.. Сраная каменюка!

Распрямился, пусть и не до конца, взялся пальцами за холодный крюк. Сейчас встанет! Сейчас... Глаза бы кто помог открыть, веки поднять. Спеклись...

— Это, наверно, неправильно, Андреас, — сказала ему баронесса фон Ашберг-Лаутеншлагер Бернсторф цу Андлау. — Любить надо кого-то одного. Иначе не любишь, а просто ищешь или ждешь. Выбираешь... Это же не любовь, правда? Только не сердитесь на меня. Вы с Антониусом такие взрослые, а я — спичка-недоучка из старшего класса. Вот и дядя умер, похоронила вчера. Одна осталась, даже коробка нет. Не сожгут, так сломают — или просто выкинут, когда размокну.

Хинтерштойсер настолько возмутился, что о веках болью склеенных, позабыл. Ударил живым взглядом в северное небо.

— Я тебе размокну! Я тебе сломаюсь! Бросай к бесу своих фон-баронов, мундштук об колено располовинь — и делом займись. Сама не сможешь, так мы с Курцем подсобим. «Категория шесть» своих на склоне не бросает.

Улыбнулся хорошей девушке Ингрид, вверх поглядел:

— Тони-и-и! Я иду-у-у!..

Тихо-тихо ползи, улитка...

11

От стеклянных дверей «Гробницы Скалолаза» до железнодорожной платформы — три километра. По крайней мере, так говорят таксисты, что при отеле кормятся. На самом деле поменьше, но дорога не из лучших. Если от станции, то почти все время вниз, зигзагами, изгибы склона повторяя. От «Des Alpes» — наоборот, причем подъем такой, что не всюду третью скорость включишь. Где-то на трети дороги, если от гостиницы считать, — ложбина, не слишком крутая, но все же отдельного знака удостоенная. Увидишь — притормози, потому как нырять придется. А что в самой ложбине, снизу не увидать.

BMW 315/1, Roadster, прозываемый «альпийским гонщиком», поджидал Марека Шадова именно там. Не на самой дороге, чуть сбоку, чтобы пулемет развернуть удобнее. В красном авто — трое, пулеметчик на посту, прочие рядом, с сигаретами в зубах. Кричать не стали, даже рукой не махнули.

— Дах-дах-дах-дах! — и пыль перед колесами.

Когда Марек остановил «Антилопу», старший, шляпа набекрень, указал пальцем на левую обочину. Катись туда, мячик черный, самое тебе место!

И не поспоришь.

Марек Шадов отъехал, куда сказано. Двигатель заглушил, пистолет из перчаточницы брать не стал. Вышел. Двое уже рядом, у капота, пулеметчик же по-прежнему на месте, стволом двигает.

Шляпа Набекрень без спешки достал из бокового кармана слегка примятую фотографию, сличил, бросил окурок в пыль.

— Руки!

Марек подумал, что вверх, оказалось, нет, вперед. Второй, шляпа на нос, уже достал наручники. Клац! И стальные зубья на запястьях. А дальше совсем просто. Взяв за плечо, отвели к правой передней дверце, прислонили, поглядев с прищуром, словно продавать собрались. Переглянулись — и обратно к красному авто.

Марек стоял ровно. В «Родстере» — только трое, сорванца с упрямым мужским подбородком нет. Коровий хвост все же проскользнул в щелку.

«Не бойся, Кай!» Он не боялся.

Прошлый раз «Гонщик» услаждался музыкой, на этот раз радио передавало новости. В скороговорке диктора мелькнуло вполне понятное: «Швейцария... рейхсминистр... «Des Alpes»... жертв уточняется... » Трое в шляпах не слушали, скучали, поглядывая в затянутое тучами небо. Минуты текли неспешно: одна, другая... пятая.

Шум мотора Марек услышал в тот самый момент, когда новости закончились, и радио разразилось веселым фокстротом. Со стороны отеля кто-то натужно газовал на подъеме. Мотоцикл — и со скоростями ездок явно не в ладах. Шляпа Набекрень кивнул подчиненным, те поспешили застегнуть пуговицы на одинаковых темных пиджаках. Пулеметчик вылез из машины, уже с пистолетом, табельным «Вальтером», показал оружие пленнику, ухмыльнулся.

Отомар Шадовиц на него не смотрел. На дорогу тоже. Мир исчез, поглощенный черной ледяной пучиной. Известняковая стена рухнула под неудержимым напором вознесшейся до самых небес волны. Он ошибся. Вода сильнее камня.

Мякиш! Мастер Теофил победил.

— Крабат!.. Кра-а-абат!..

Мотоцикл гремел уже совсем рядом, затем двигатель смолк, знакомый голос что-то приказал экипажу «Гонщика»... Отомар не слушал, пучина тянула вниз, на самое дно.

«...Ты стал слаб, Крабат. Родная земля давно уже не дает тебе силу, ибо ты отринул ее...»

— И кто тут у нас? Никак вы, герр Шадов? Поздравляю, ребята, вы только что задержали убийцу рейхсминистра Геббельса.

На этот раз гауптштурмфюрер СС Харальд Пейпер был без усов. Зато при новом костюме, точно таком же, как на убийце рейхсминистра. Пуговицы чуть другие, но с трех шагов не отличишь.

***

— Pa, zdravo, Otomar!

— Zdravo, Gandrij, bratec Kain!

— Каин?! Ой, не спеши брат, не спеши. Ne zhuri! Операция-то не закончена. Давай пока похвастаюсь... То есть хвастаться нечем. Колченогого грохнули, ужас! Представляешь, что начнется? Швейцарии — poklopac, крышка, это, считай, факт. Самое смешное, брат, Швейцария — не цель, всего лишь побочный эффект. Иногда приходится разжечь войну, чтобы поджарить яичницу. Кому я рассказываю? Ты же профессионал, с Вансуммеренем в Китае работал. Или тебе Геббельса жалко?

— Ti јe zhao, Gandrij. У твоего начальства два убийцы на выбор, одинаковы с лица. Но разбираться-то будут всерьез, никакой Козел уже не поможет. И кого из нас выберут?

— Тебя. Борхардт-Люгер 1914 года, карабинная модель, диск на 32 патрона, экспериментальный оптический прицел. Твои отпечатки пальцев, помнишь? В Северном корпусе меня — тебя! — видели, потом ты угнал мотоцикл... Не бойся, не поймают, они в другую сторону поехали. Мотоцикла-то два... Это не все, Отомар, но остальное приберегу, не хочу эффект портить. Ну, оцени!

— «Бога Черного, царства древнего позабыт алтарь. Крячут вороны, камень мхом зарос. Бог ушел от нас...»

— Э, нет! Мы хлебаем из одного котла, герр Шадов. Фамилии- то меняли вместе, не забыл? I uopshte, Sorbi izumeo јe austriјskog Generalshtab. Ну, пора! Фильм-эпопея «Smrt hromi», серия вторая.

— Фильм? Хелену-то за что?

— За то, братец Железная Маска!

***

Отвели в сторону, от «Антилопы» подальше, толкнули в спину, ткнули коленями в пыль. Чья-то ладонь надавила на затылок. Марек Шадов закрыл глаза. Секунды тянулись невыносимо долго, вокруг плескалась черная вода, и где-то далеко, на краю сгинувшего мира негромко смеялся Мастер Теофил.

— Крабат! Кра-а-абат!.. Иди в Шварцкольм на мельницу! Не пожалеешь!..

Наконец металл прикоснулся к шее. Марек невольно вздрогнул — смерть была холодна.

— Пистолет твой, — пояснил брат. — Ты не против? Извини, что задерживаю. Это все трюк с мотоциклами, слишком удачно вышло, пока сообразят, пока назад повернут... Кстати, тебе грех жаловаться. Все, что обещано, я выполнил, zar ne? Разве мы не в Швейцарии? А насчет «потом» уговора не было.

Отвечать не имело смысла — черная вода не знает жалости. Отомар Шадовиц, последний Крабат, стоял на коленях в придорожной пыли и ждал выстрела. Понимал, что не услышит, умрет прежде, но все равно ждал. Хоть какой-то смысл в том, что еще осталось от жизни.