Михаил Ланцов - На железном троне

– Что?

– Отец увлекся и в сердцах наговорил ему гадостей, заявив, что Дмитрий якшается с нечистыми силами. Императора Руси это разозлило, и он быстро закончил бой. Сначала контратакой пробил грудь, а потом с одного удара снес голову своей тяжелой боевой шпагой.

– Это он так болезненно реагирует на татуировку?

– Да. И готов вызвать на поединок любого, кто посмеет отпускать о ней глупые шутки.

– Ты ее видел?

– Видел. Во время боя. Дмитрий вышел на бой с голым торсом. Вот тут, – указал он на свое правое плечо, – изображен меч, словно крест. Поверх него око. Вокруг них корона извивающихся солнечных лучей. Пара из них устремляется по руке вверх, проходит по шее и превращается на щеке в ворона. Ну или какую-то похожую птицу. Она прямо-таки нависает своим открытым клювом над правым глазом. Очень необычно. Но ничего дьявольского я в ней не углядел. Да и священники тоже. Что православные, что католические, что лютеранские. Рядом с ним всегда есть по меньшей мере трое. Да и грамоту он предъявлял на конгрессе, где за подписью трех священников ему рекомендовалось выполнить свой обет. В ней прямо записано, что краска, оную втирали в кожу Дмитрия, была прежде освящена. И весь ритуал проводился в церкви, сопровождаясь молитвами.

– Интересно, – медленно произнес Матвей. – Мне кажется, что ты восхищаешься им. Это так?

– В какой-то мере, – чуть помедлив, произнес Владислав. – Мне жаль, что они с отцом не смогли разойтись миром. Вся эта война была сущей глупостью. Не вмешайся курфюрсты с отцом, все бы закончилось боями в Швеции и Дании. Его воинские успехи впечатляющи. Там. Под Варшавой… Я был поражен до глубины души. Всего лишь десять лет назад войско московитов было хоть и многочисленное, но слабое. Очень слабое. Его нужно было втрое, вчетверо больше нашего, чтобы представлять угрозу. Сейчас же… я не думаю, что хоть кто-то выстоит перед ним. Один к десяти? Даже его командиры не боятся так выходить. Жаль… очень жаль, что так все разрешилось. Эту мощь бы да против османов… Он, пожалуй, и Стамбул взял бы, если бы пожелал.

Наступила тишина, в которой только лишь Констанция Австрийская легонько всхлипывала.

– Что произошло на конгрессе? – после довольно долгой паузы спросил Матвей. – До меня доходили только слухи. Ты ведь был на конгрессе? Не так ли?

– Я убедил императора позволить нам остаться и присутствовать на конгрессе с условием, что я передам вам все в точности и во всех подробностях.

– Этот скотина лишил нас всего! – вновь воскликнула Констанция. – Всего! И сын должен был выполнять поручение этого мясника, чтобы мы не пешком шли до Вены! Он нанял его как обычного посыльного!

– Мама!

– Что мама?!

– Нам предоставили кареты, слуг, охрану и две тысячи злотых [43]на дорогу. Этого более чем достаточно для того, чтобы добраться до Вены. За мою услугу он дал еще столько же.

– Это подачка!

– Это две тысячи злотых, мама. Две тысячи! Тем более что просьба Дмитрия не стоила никаких усилий с моей стороны. Мне в любом случае надлежало бы рассказать Его Императорскому Величеству обо всем, что там произошло. А значит, неплохо было бы туда попасть. Так что, считай, это еще один красивый жест с его стороны. Скупой. Не скрою. Но он нам эти две тысячи просто подарил.

– В тебе нет никакой гордости!

– Довольно! – воскликнул Матвей. – Не морочьте мне голову этой дурью! Владислав. Я слушаю тебя.

И Владислав поведал о поистине масштабных политических событиях…

Ситуация складывалась крайне удачно для чрезвычайного расширения Дмитрием своих владений. Однако никаких возможностей для того, чтобы присоединить обширные земли на принципах унитарного государства, реализованных в пределах империи Русь, у него не было. Поэтому он решил действовать в стиле Фридриха II Гогенштауфена [44]– наверное, самого выдающегося монарха Европы за все Средние века и Ренессанс.

Смысл новой стратегии императора сводился к максимальному привлечению под свою руку территориальных владений. Можно унитарно присоединить? Не вопрос. Нельзя? Идем через личную унию. Не получается? Так есть прекрасный феодальный способ – вассальная клятва. И ее не выходит навязать? Тогда военными и экономическими договорами связываем воедино. Он брал все, что мог ухватить без малейшего зазрения совести с кристальным, прямо-таки невозмутимым видом, будто он сам там эти земли вчера и оставил полежать немного.

Мог ли он в будущем удержать поистине большие владения? Вряд ли. Но, с другой стороны, «если вы не живете, то вам и не умирать». У всего есть начало и есть конец. Он хотел хотя бы попытаться…

Варшавский конгресс утрясал преобразования всего Балтийского региона [45]и примирял стороны конфликта.

Прежде всего подтверждалось признание «призвания на царствование» императора Руси в королевство Швеция и все производные трения, уже оговоренные между Дмитрием и Кристианом.

Далее был вопрос о роспуске Речи Посполитой с образованием четырех корон: королевства Польши, королевства Лодомерия, Великого княжества Литва и Великого герцогства Пруссия [46]. Само собой, все короны, застенчиво шаркая ножкой, принял на свою лысину Дмитрий. В наследное владение.

Но самым интересным было совсем иное.

В Нижней Германии Дмитрий учинил натуральный тарарам! Утвердил одно великое герцогство и два обычных. Отторгнул обширные земли у вассалов императора Священной Римской империи. После чего объединил три Померании в одну. Ну и, наконец, подчинил Великому герцогству Ютландия с собой во главе еще четырех вассалов – герцогов. После этого вручил королю Дании новообразованное герцогство Помория в наследное владение, во исполнение союзных обязательств. Поделился то есть. Причем, что важно, не выходя из состава этой империи, то есть действуя в рамках устоявшегося права и обычая.

Зачем ему вся эта возня?

О! Это был отдельный и весьма любопытный вопрос.

Право голоса в этом дивном политическом объединении – Священной Римской империи – зависело от размера владений. И чем больше они становились, тем больше ты обретал прав и возможностей. Конечно, Дмитрий теперь становился вассалом Матвея I Габсбурга в пределах Священной Римской империи. Это плохо. С другой стороны, получив в свое наследное владение Великое герцогство Ютландия, Дмитрий по законам и обычаям Священной Римской империи должен быть произведен в фюрсты, то есть имперские князья, имеющие право голоса в имперском рейхстаге. Причем количество этих голосов зависело от размеров владения. В ситуации с Ютландией речь могла идти о пяти-шести голосах. Вновь созданное Лужицкое герцогство, ставшее его наследным владением, также позволяло претендовать на статус фюрста и три-четыре голоса в имперском рейхстаге. Принятие же вассальной клятвы от герцогств Брауншвейг-Люнэбург, Саксен-Лауэнбург, Мекленбург и объединенной Померании позволяло императору претендовать уже на титул курфюрста [47]. А так же порядка двадцати пяти голосов в имперском рейхстаге из ста возможных. Естественный же союз с домом Ольденбургов позволял претендовать Дмитрию на практически треть голосов рейхстага.