Владимир Мельник - Оперативный простор [СИ]

– Ты какого х..я, Чернова, как бл..ь модельная по подиуму, под обстрелом бегаешь?

– Чегоо?! – девушка вытаращила глаза от удивления и неожиданности, забыв про взрывы.

– Чего зенки свои вытаращила?! Жить надоело, соплежуйка малолетняя?! Мак'Клауда бессмертного из себя корчишь?! – орал на нее в полный голос, не заботясь о приличиях. – А ну, давай за мной! Сейчас я тебе устрою сцену «у фонтана»!

Затащил ее с собой в подвал бывшего кафе, где было потише и продолжил разнос.

– Так какого, спрашиваю, хрена ты под взрывами бегаешь, дура малохольная?! – крикнул на нее.

– А вы не орите так громко – гланды простынут! – окрысилась снайперша.

– Ты за мои гланды не переживай – тренированные! Вот врезать бы тебе за такой пох...зм! Или обкурилась дряни какой-то?!

– Ну, врежь...те! Тоже мне! Я что, одна здесь металась. Или на других слабо орать?

– Заметил я только тебя... Да потому что другим я еб..льники начистить могу, а на тебя, бл...дину бессовестную, рука не подымется! Еще скажи, что ты типа позицию меняла...

– Вы хоть и командир, а не заговаривайтесь. За «бл..дину» могу и ответить! Потому как у меня нет таких высоких моральных принципов. – ответила Чернова, уже начиная закипать.

– Я тебе щас так отвечу, что долго еще жопу латать будешь! За тебя ж, дуру безмозглую, переживаю! Кто ж, мля, потом пацанов да девчат рожать будет?! Я с Зарубиным?! Даром что ты не блондинка, а мозгов как комар кончил....

– Да если эти пацаны такие же дебилы будут как вы с Зарубиным, то и рожать их не стоит! Переживает, блин! Нервы лечить нужно, раз такой мнительный!

– Слышишь, дура малолетняя, ты еще болталась скупой мутной каплей на харитоне своего папаши и видела космонавта в резиновом скафандре, когда мы с Зарубиным уже сапоги топтали... Учить еще меня вздумала.... Молчать, сука стервозная!!!! – тут уже я не вытерпел...

– Да пошел ты! – незаметно для себя самой девушка перешла «на ты». Разворачивается и собирается уйти, потом неожиданно поворачивает голову и с презрением процедила. – Солдафон! Разговаривать по-человечески научись сначала.

– Сдать оружие и в “обоз”! К чертовой матери! Пускай перед котелками да кастрюлями показывает свою храбрость! – сказал я и сделал указающий жест двум бойцам, которые начали разэкипировывать Чернову.

– Да?! – зло выплевывает слова Галина, из последних сил пытаясь не разреветься, потому как было видно, что в «обоз» ей не хотелось. – А пендосов кто стрелять будет, Вялый со своим “мужем”?! Пользуетесь тем, что командир?!! Да отвали ты! – отталкивая солдата, который пытался вырвать из рук девушки СВД.

– Арестовать! И в обоз!

– Еще расстрелять прикажи! Как же! Обидели маленького! Правду-матку в глаза сказали! – Чернову несло уже по полной.

– Чернова, не забывайся, в боевой обстановке я могу тебя расстрелять на месте без суда и следствия! Чикаться с тобой мне некогда! Выбирай: либо “обоз”, либо расстрел....

– Стреляй! – крикнула Галя и взглянула прямо в мои глаза. Видать, почувствовала себя мальчишом-кибальчишом, бесстрашно глядящим в лицо своим палачам. Да вот только не получилось выиграть поединок – начали наворачиваться слезы. Сразу стало ясно, что от этого ей стало совсем хреново, потому как командир был последним человеком, кто должен был видеть слезы.

– Стреляй! – еще один всхлип и две мокрые дорожки прочертили две неровные борозды на чумазом лице. – Не хочу к кастрюлям!

– Ты сама выбрала! – крикнул я, стараясь перекрыть шум налета, вытащив из кобуры “Беретту”, снял с предохранителя и упер ствол ей в лоб.

– Я сам! Стоять! – кринул бойцам, которые рванулись к Черновой.

Было видно, что девчонке хотелось быть бесстрашной как в пендосовских фильмах, где главный герой стойчески переносит все тяготы и лишения, а также бесстрашно смотрит в лицо смерти. Да вот только жизнь – не американский второсортный боевик. Губы задрожали, но Чернова старалась изо всех сил унять рвущиеся рыдания. Но слезы, предательски так и катились по щекам, не смотря на то, что она зажмурилась изо всех сил. Я отвел руку с пистолетом в сторону открытого дверного проема и нажал на спуск — от выстрела горе-снайперша вздрогнула всем телом и съежилась. Легонько стукнув по голове стволом, вложил «волыну» в кобуру.

– Боец Чернова! – сказал я. – Ты поняла в чем твоя вина?

– Так точно, товарищ командир... – всхлипывая промямлила Галина.

– И в чем?

– В том, что я не должна бегать во время обстрела и пререкаться с командиром.

– Умничка! А теперь иди, приведи себя в порядок. – в ответ всхлипы. – Боец Чернова, подбери сопли! Ты чего как гимназистка с которой нечаянно сбили пыльцу девственности?! Ты ж солдат! Сколько ты уже пендосов завалила! Короче, даю тебе пять минут и возвращайся на НП — теперь здесь твоя позиция! От меня ни на шаг!

– Есть, товарищ командир! – уже обрадованным голосом ответила снайперша.

Сам не знаю, почему набросился на эту дуреху. Наверное, потому что подсознательно хотел ее спасти от гибели. Скорее всего комплекс вины, что в свое время не смог уберечь Оксану. Просто вылилось в весьма эмоциональном варианте. Впрочем, пофигу — разбираться будем потом, после боя и войны. Лишь бы дожить... Неожиданно стало тихо, аж в ушах зазвенело. Появились первые убитые и раненные. Теперь надо ждать «гостей»... Когда пыль немного улеглась, в бинокль удалось рассмотреть, как на Историческом бульваре, точнее, там, где он раньше был, стояли танки, выведенные на прямую наводку. Надо же! Не побоялись нашей авиации! Приказал связисту вызывать наших летчиков на соответствующих частотах — теперь можно не бояться пеленгации. «Есть!» – радостно воскликнул боец и я выхватил у него микрофон.

– Я – «Бекас-14»! С кем говорю?! – спросил летчик.

– Я командир местного партизанского отряда, позывной будет «Змей». Нас зажали на Малаховом кургане. Можешь нас запеленговать– ответил я.

– Нет, запеленговать не могу. Можете обозначить себяЯ сейчас буду над этим квадратом работать.

– Хорошо, две красные и одна белые ракеты сейчас будут в зените. Как принял, «Бекас-14»?

– Принял. Я должен доложить своим о вас.

– Хорошо, «Бекас», просьбочка есть: в квадрате Б-16, по улитке – семь, до десятка пендосовских «коробочек», вдуй им по-взрослому, а то житья не дают.

– Квадрат Б-16, по улитке – семь... Принял. Выхожу на «работу»...

Пендосы вели беспокоящий огонь, а вот атаковать почему-то не спешили. Послышался характерный шорох летящих истребителей. Как и обещали — две красные и одна белая ракеты взлетели в воздух. В том месте, где стояли американские танки, начали выростать султаны взрывов. На Героев Севастополиса началась стрельба — это наше передовое охранение, засевшее в развалинах домов и за барикадами, приняло бой. Через полчаса начали небольшими группками выходить в траншеи бойцы-партизаны из развалин, тащившие на себе раненых и убитых. Передний «Брэдли» протаранил скопление машин и начал осыпать из пулеметов и пушки наши позиции. В образовавшую брешь, как чертики из табакерки, начали просачиваться американские морпехи. Склон ожил огнями из стрелкового оружия и гранатометов. Сквозь грохот боя послышался глухой «бум!» и, как в замедленной съемке из башни вражеского БМП, вылетел люк и повалил дым. Атаковавшие морпехи не ожидали такого дружного отпора и, потеряв до двух десятков человек начали отступать. По рации начали поступать доклады от командиров подразделений. Народу полегло много... Казалось, что уже наступает ночь из-за густого облака пыли вперемежку с дымом, а по часам прошло не более трех часов. После третьей атаки, пендосам удалось захватить южную часть кургана. Боеприпасы таяли на глазах. Раненых уже было более полутора сотен, убитых — около сотни. Для того, чтобы быть в курсе на самом критическом участке обороны — возле развалин памятника Корнилова и до капонира первого орудия батареи Матюхина, занял оборону вместе с рядовыми партизанами — людей уже не хватало, как и боеприпасов. Рядом, не отставая ни на шаг отстреливала американских морпехов Чернова. Зарубин командовал обороной северного сектора.