Александр Калмыков - А теперь на Запад

Приняв решение и достигнув полной гармонии с самим собой, я достал свои медали и с довольной улыбкой принялся их начищать, чтобы если что, предстать перед будущей избранницей во всей красе. Спеша поделиться своей радостью, я тихо растолкал Авдеева и шепотом рассказал ему анекдот про нас ним.

– Приходим мы с тобой к комбату и просим дать нам отпуск, чтобы устроить свадьбу. Ты говоришь, что тебе нужен один день, а я прошу себе два дня.

– А почему тебе два?

– Вот и комбат спрашивает, почему два дня. А я ему отвечаю: «Так у него невеста уже есть, а мне ее еще надо найти».

– Ну-ну, – позевывая и потягиваясь, пробормотал Паша. – Значит, любовное состояние бывает заразным. Ладно, давай свои медали сюда, я же как-никак твой ординарец, а ты отдыхай.

Несмотря на забитые дороги, мчали нас сравнительно быстро, и еще до полуночи мы прибыли в Бологое. Дальше отсюда было два основных направления. Налево, в сторону Ленинграда, и направо, к Москве. Так как никаких достоверных сведений о нашем маршруте не имелось даже у комбата, то все принялись обсуждать, куда теперь повернет эшелон, но ни к какому выводу, естественно, не пришли.

Прежде чем остановиться, мы долго плутали по запасным разъездам. На станции было много путей, на которых стояли десятки эшелонов, но после сложного маневрирования по какой-то хитроумной схеме, мы остановились в тупичке за оборотным депо. Здесь нам пришлось расстаться с маленькими пассажирами, которым на прощание напихали в руки кучу съедобных подарков.

Несмотря на темноту, было ясно, что движение здесь очень интенсивное. В Бологое пересекались основные магистрали, и она была крупной узловой станцией. То, что творилось на железной дороге, напоминало мне центр города в час пик. Эшелоны двигались через станцию непрерывной чередой. За четыре часа, пока наш поезд здесь стоял, мы насчитали пятьдесят составов, идущих к Ленинграду. Со всех сторон неслись перестуки колес и лязг буферов, а их, в свою очередь, заглушали гудки паровозов и команды диспетчера, который умудрялся без компьютера управлять этим сложным хозяйством. Впрочем, комбат мимоходом заметил, что по сравнению с августом на железной дороге успели навести строгий порядок.

По словам Иванова, здесь есть огромная роскошная столовая, в которой могут накормить сразу целый батальон, но нас туда не повели. По утрам немцы обычно устраивали налет на станцию и, несмотря довольно мощное ПВО, им иногда удавалась сбросить бомбы на цель. Поэтому большую часть составов старались отправить затемно.

Дальше нам опять повезло. Везли нас быстро, и под бомбежку мы ни разу не попали. Когда рассвело, стало ясно, что мы направляемся не к Ленинграду, а прямо на запад, в сторону Старой Руссы. На первой же остановке я вызвал политрука, который обязан был следить за новостями, и он разъяснил нам текущую ситуацию на фронте:

Наши войска еще три дня назад смогли быстро окружить Старую Руссу и, не захватывая город, продвинуться дальше. Судя по названиям освобожденных населенных пунктов, армия, номер которой мы так и не узнали, вела наступление сразу по трем направлениям. Первое направление на запад, в стороны Сольцы. Второе на север, в обход Ильменя. И третье, скорее всего основное, на юг, чтобы отрезать большой Демянский выступ. Вполне возможно, что наша родная дивизия тоже примет участие в предстоящем окружении немцев и нанесет удар с юга. Тогда мы можем с ней встретиться где-нибудь у Холма.

Как оказалось, в Старой Руссе все еще шли бои, поэтому нас довезли только до поселка Парфино, километрах в пятнадцати от города. Здесь дежурный по составу отдал последнюю команду:

– Срочная полная выгрузка. Всем собраться справа по ходу эшелона.

Как только мы закончили с выгрузкой имущества, в наши освободившиеся вагоны начали сажать изможденных людей, выглядевших так, словно побывали в концлагере.

Оказалось, что это действительно так. Для ремонта дорог, заготовки дров и прочих повинностей фашисты периодически сгоняли население в так называемые трудовые лагеря, являвшиеся настоящей каторгой. Там от тяжелой работы, ужасной кормежки и постоянных избиений люди быстро умирали. На замену погибшим немцы постоянно мобилизовали новых рабов из тех сел, жители которых не ушли в леса. Те двести человек, которые сейчас грузились в эшелон, были узниками в лагерях Большое Орехово и Алексино. После освобождения большая часть из них разошлась по домам, а те, кому идти было некуда, согласились на эвакуацию. После увиденного все бойцы еще сильнее рвались в бой, но как вскоре оказалось, нас ожидало совсем другое назначение.

Сначала мы нанесли приятный визит в пункт питания, где изголодавшихся солдат ждал чудесный обед из двух горячих блюд. Затем батальон погрузили в машины и отправили к конечной точке путешествия. Там комбат оставил нас обживаться, а сам помчался на доклад к генералу Масленникову, принявшему, как оказалось, недавно командование 39-й армией, к которой мы теперь относились.

Вернувшись, Иванов собрал в штабе ротных на совещание и вкратце обрисовал ситуацию. Наступление нашей новой армии ведется сразу по нескольким направлениям, и подвижных резервов, а именно так можно назвать лыжников, уже практически не осталось. Направив сюда наш лыжбат, командование потребовало, чтобы его оставили в резерве и использовали лишь в случае прорывов нашей обороны и для отражения вражеских десантов.

Сказав это, комбат как-то подозрительно покосился на меня, и я без труда прочел его мысли: «Ну да, станет командующий фронтом просто так интересоваться судьбой какого-то батальона. Ясно, что во всем виноват этот весьма странный субъект, постоянно сопровождаемый толпой гэбэшников».

Но оказалось, что на этом новости не закончились. Хотя нам и отвели роль заградотряда, но командарм считал наше подразделение самым лучшим из всех, что у него имелись, и попросил Иванова выделить ему роту-другую. Остановившись на этих словах, комбат с гордостью нас оглядел. Имея под командованием целую армию, Масленников тем не менее считал нас значительным подспорьем. Есть от чего загордиться.

Впрочем, если отбросить эмоции и рассуждать логично, то так оно и было. Зимой нет ничего ценнее подготовленных лыжников, а сколько их в армии? Наверно, штук пять лыжбатов, от силы десять, и большинство из них наверняка необстрелянные. А о нас генерал еще со времен взятия Торопца очень высокого мнения.

Как и следовало ожидать, мою роту трогать не стали, а на фронт отправили вторую и третью. Одна из них направилась на запад, а другая к Ильменю. Вместе с ними ушла часть санитаров и хозяйственников. Своего начальника штаба, которому, как он считал, не хватает боевого опыта, Сергей также отправил воевать.