Эдгар Крейс - Контрразведчик Ивана Грозного

Для допроса Николай попросил предоставить ему комнату, где он мог бы это сделать без лишних глаз и ушей. Боярин предлагал пыточную, но молодого князя это не устраивало. Ему нужна была для работы более привычная обстановка. Но свободных комнат в приказе не оказалось. Тогда Николай попросил боярина уступить на время его комнату. Тот в обмен на уступку вызывался поприсутствовать при допросе. Его мучило любопытство, хотелось узнать все подробности дела. Но князь шепнул боярину, что отца и дядю этой девицы, богатых и именитых купцов, по указу царя четвертовали и что вся их семейка была замешана в подлом заговоре против государя. Этого было вполне достаточно, чтобы у боярина к девице пропал всяческий интерес. Он и ранее старался обходить стороной дела, которые связаны с крамолой против государя. С татями да разбойниками как-то безопаснее возиться, чем с продажными людьми. Поэтому он быстро согласился с доводами князя и отдал в его распоряжение свою комнату, а сам уехал домой, чтобы в спокойной обстановке неспешно отобедать.

Дьяк Михаил был у Николая за стряпчего, и он очень гордился доверием князя. Как же: боярину тот не позволил присутствовать при допросе государственного преступника, а ему полностью доверяют. Привели девку. Николай в это время сидел за столом главы Разбойного приказа и предложил ей сесть. Дьяк аж закусил перо от удивления. Он ничего не понимал. Лихого человека вместо того, чтобы за ребра подвесить на стенку и тыкать в него раскаленным железом, князь милостиво усадил перед собой на стул. Николай же не обращал никакого внимания на душевные страдания дьяка. Он достал из мешка, который привез с собой в Разбойный приказ, арбалет. Девка тут же узнала свое оружие. Именно из него она убила боярыню Остафьеву. Николай положил арбалет на стол, а рядом с ним осторожно положил запасную стрелу. Затем посмотрел на изможденный вид девицы, которая напряженно следила за его действиями, и участливо спросил:

– Есть хочешь?

Та только покосилась на корзину, накрытую расшитым узорами полотенцем, и сглотнула слюну. Боярин добродушно оставил ее на своем столе, ведь дома его ждал горячий и вкусный обед. Николай, не церемонясь, взял корзину с чужой едой и протянул девке. Та немного помедлила, но потом схватила корзину, откинула прочь полотенце и стала быстро хватать все, что там было. Словно голодная волчица, она откусывала большими кусками и тут же, чуть прожевав, глотала их. Даже небольшие куриные косточки были с хрустом безжалостно пережеваны и проглочены. Николай наблюдал, как девица увлеченно ест, и не торопился. А когда увидел, что она немного замедлила темп поглощения еды, как бы между прочим спросил.

– Тебе что пообещали за мое убийство?

– Обещали целых два дуката, а в придачу еще дом! – не задумываясь, откусывая очередной кусок курицы, ответила девка и тут же резко замолкла.

Она поняла, что поторопилась открыть рот и явно сказала лишку. Сконфуженно покосилась на сидевшего в углу дьяка. Тот старательно скрипел гусиным пером и записывал каждое ее слово на бумагу.

– Жить хочешь? – неожиданно спросил Николай и осторожно взял за древко отравленную стрелу.

Девица боязливо покосилась на нее, перестала жевать и усиленно закивала в знак согласия головой. Опер резко через стол наклонился вперед, и острие стрелы оказалось совсем недалеко от ее лица. Допрашиваемая испуганно отпрянула назад. В ее глазах появились слезы. Она некоторое время держалась, но потом в голос разрыдалась. Ее былую браваду как ветром сдуло. Теперь перед Николаем был уже совсем другой человек. Сломленный неудачей и поверженный страхом наказания. Опер выпрямился и стал выжидать, пока девка успокоится, а затем вкрадчиво спросил:

– Так кто тебе дал немецкое зелье и пообещал польские деньги за мое убийство?

Девка молчала. Она поняла, что лишний раз открывать рот небезопасно для ее собственной жизни.

– Помни, что сейчас ты в моей власти и твой покровитель не успеет тебя спасти. А если мне покажется, что ты хочешь меня обмануть…

Николай резко замолк и с задумчивым видом снова повернул острие отравленной стрелы в ее сторону. Девица нервно дернулась и побелела от страха. Она испугалась, что сейчас этот здоровяк все-таки вонзит отравленную стрелу ей в лицо. Но для женщины лицо – это неприкосновенная зона. Ее язык сам, поневоле неожиданно скороговоркой затараторил:

– Это все троюродный дядя моего отца. Он очень большой человек. При самом царе служит. Это он все придумал и меня, дуру, подговорил на это дело. Обида за смерть отца и его брата у меня лютая на тебя осталась, а этот змий меня все подначивал и подначивал!

Девица замолчала и с надеждой посмотрела на Николая. Тот размышлял. Он вспоминал и сопоставлял известные ему факты, пытаясь угадать, откуда ветер дует.

– Это тот самый змий, у которого под левым глазом огромная бородавка?

Допрашиваемая вздрогнула и с застывшим ужасом в глазах посмотрела на Николая. Она боялась троюродного дяди больше, чем кого-либо на всем белом свете. Девица опустила голову и стала нервно теребить пальцы на руках.

– Значит, все-таки казначей! – сделал вывод Николай. – Михаил! Отведи задержанную в темницу, да скажи, чтобы стража под страхом смерти стерегла ее как следует! Никому без моего ведома о ней не сообщать, а тем более – не выдавать!

– Понял, князь! – радостно ответил дьяк.

– Ты князь? – удивленно спросила девица.

Теперь уже Николай удивленно посмотрел на нее. Ему казалось, что уже вся Москва должна знать о его новом титуле. Ведь у Алексея Никифоровича человек сто всякой знати было на празднике, и тот тогда во всеуслышание объявил о его помолвке с Марфой. Сия новость быстрокрылой птицей должна была разнестись по всей Москве. А уж про свадебные да любовные дела любая женщина интересуется в первую очередь.

– А меня дядя уверял, что ты будто бы коварный литовский лазутчик.

– А дом тебе дядя, случайно, не в Литве обещал?

– Ага, был с ним такой разговор! Говорил, что, когда польский правитель в Москву придет, мы с ним в Литву убягем. Там нам гораздо спокойнее будет.

– Чем дальше, тем страшнее, – задумчиво произнес Николай и посмотрел на притихшего в углу дьяка Михаила.

Тот не знал, – чего ему дальше делать. Гусиное перо так и осталось зажатым в его руке.

– Это же крамола, князь! Самая, что ни на есть подлая крамола против царя нашего и всея Руси! – наконец промолвил он.

– Ты давай не сиди сиднем, а подробно запиши все ее слова! – приказал Николай и, повернувшись к допрашиваемой, спросил:

– А тебе не кажется странным, что в награду за убийство наймита литвинов тебе заплатят польскими деньгами, дадут уйти в Литву и там же подарят дом?