Шон Смит - Слезы Авраама

— Погоди.

— Разве это не правда?

— Да, мы богаты. Полагаю, что так. Мне нужно бегать по потолку от радости. Немного избито, но суть мне нравится. Ты старомоден. У тебя есть характер.

— У тебя лучше получается.

— В смысле?

— Играть в эти богатые игры. Танцевать. Ты там, как рыба в воде. Ты сливаешься с ними, даже не пытаясь слиться. Ты их часть. Ты не подыгрываешь.

— Херня. Херня полная. Никакая я не часть. Это называется жизнь. Я продала книгу. Радуйся. И не пытайся…

— Сюзанна, тебе нравится внимание. Ты не получала его в достаточной мере от родителей, потому что им на тебя было плевать. А сейчас ты восполняешь этот пробел. Ты меняешься. Возможно, тебе это не заметно, но я-то вижу.

— Не говори о моих родителях. Только потому, что твоя мать была тупой деревенщиной, а отец бедняком, не дает тебе такого права. Деньги — лишь инструмент. Они не делают тебя злым. И, совершенно точно, блин, они не делают злой меня. Мне кажется, ты уже давно об этом раздумываешь. Теряешь чувство безопасности? Ты же долбанный рейнджер!

Он выпрыгнул из кровати. Полез в ящики, достал одежду.

— Ага, — сказал он. — Ты выросла в обеспеченной семье. Тебе повезло. Твой батя конченный мудак, а мать ещё хуже. Твои слова. И хватит об этом.

— Вернись и сражайся, как мужчина, мать твою! Не смей убегать!

Но он вышел, хлопнув дверью и не возвращался до темноты. А она всё гадала, что же испортило такое прекрасное утро.

Воспоминание о хорошем дне ушло и Сюзанна нашла себя в той же комнате, залитой тем же золотым светом, сложившей голову перед компьютером, который она так и не включила, перед книгой, которую она никогда уже не допишет.

— Мама! — в дверях появилась заспанная Тейлор. — Я кушать хочу. Сделай хлопьев!

— Конечно, милая, — ответила Сюзанна. — Через минутку, хорошо?

— Хорошо, — звонкий голос Тейлор прекрасно подходил этому утру. — Мне снился большой волк. Но это был хороший волк. Большой черный волк. Он помогал людям. Он милый.

— Сходи, посмотри «Улицу Сезам», радость моя. Завтрак будет через минуту.

— Хорошо, — пропела Тейлор. — Поцелуйчик! — она подбежала к Сюзанне, обняла за шею и поцеловала в щёку.

Сюзанна смотрела, как её дочь убегает, шлепая по полу босыми ногами, как вьются её белые кудри.

Сюзанна не плакала пятнадцать лет, с тех пор, как умерла её кошка Мисси, когда она ещё училась в школе. «Выпрямись, соберись и выкинь дерьмо из головы» — обычно говорил отец, когда она была маленькой и хотела заплакать.

— Слезы это некрасиво, милая, — говорила мать. — Они показывают, что ты слаба.

Но сейчас она заплакала. Из груди поднялся рёв, слезы потекли по щекам. Прорвались годами скрываемые эмоции, сожаление, осознание допущенных ошибок. Она стукнула кулаком по столу, не обращая внимания на боль. Она оплакивала своё прошлое, ту маленькую девочку, которой говорили «собраться». Она била по столу, будто он был виноват в том, что она испортила свою жизнь. Она не обращала внимания на то, что действительно было важно. На четырехлетнее счастье, которое топало по полу, на искреннюю любовь и нежный голос своего мужчины. На декабрьское солнце, светившее над водой. Вот это было важно. Она искала цели в жизни, но, казалось, упустила самую важную.

Вскоре всё закончилось. Маленькая вспышка, извержение вулкана, внезапный выброс. Она вытерла лицо.

Сюзанна чувствовала себя обновленной. Нужно было закрыть штормовые щиты. Нужно было связаться с отцом, удостовериться, что он ещё в городе, что сможет доставить их на базу, что ему ещё не плевать на всё вокруг. Сходить в магазин. Набрать еды, воды, лекарств, рыболовных снастей.

Нужно как-то связаться с Генри, дать ему понять, что она выполнит данное обещание. Что сожалеет. Что хочет всё исправить.

Генри Уилкинс служил своей стране, хотел отдать за неё жизнь. Но сейчас, казалось, сама страна собиралась его убить. Это ощущение сидело в нем на пути через канадские горы, во время бегства от вражеских беспилотников. Его понимание бога, Родины, чести сформировалось задолго до того, как он стал рейнджером. Его отец был архитектором этого понимания. Теперь колонны, стены и опоры, на которых держалась истина, размывались сомнением. Вся его система ценностей подвергалась разрушению, всё, во что он верил, не потому, что ему так сказали, а потому он сам так решил. Были плохие и хорошие и между ними намечалась драка. Это неизбежно. И неважно, где — в городе, по всей стране или по всему миру.

Грядет война добра со злом, угнетателями и угнетенными.

— Учись постоять за себя — сказал ему отец, когда Генри, в очередной раз, пришел с разбитым носом. Тим Уилкинс склонился над Генри. Высокий, стройный, с бледно-голубыми глазами и изнуренным жизнью лицом, он не было склонен к проявлениям любви или симпатии. Но этот человек был центром жизни для Генри.

В его глазах, отец был цельным, крепким, несгибаемым, словно большой кусок скалы. Его обветренное лицо светилось надеждой, а уставшие глаза, всё ещё жили полной жизнью. Побитый жизнью, неудачами и любовью к плохой женщине, отец не сдавался.

— Будь мужчиной. Этому, так или иначе, придется научиться. Жизнь жестокая и бесчестная штука. Никто не обещал, что будет по-другому. А если кто-то и обещает, то он врет. Я могу пойти в школу и поговорить с теми, кто тебя побил. Но, станет ли это для тебя уроком, сынок? Чему научит? Самый лучший учитель — это сама жизнь. Жизнь обязательно попытается свалить тебя с ног. И, чтобы этого не случилось, нужно бить её самому, выгадывать момент, чтобы…

— Меня отстранили от уроков!

— Ты ударил того парня?

— Ну, да. Поэтому меня и выгнали из школы.

— Это хорошо.

— Он мне нос разбил, а учитель поверил ему, а не мне. Когда эта козлина меня первый ударил.

— Ладно. Слушай. Никогда больше не говори таких слов, Генри. Ты знаешь, что это неправильно.

— Но, папа…

— Не «нокай» мне. Ты подрался, тебе разбили нос и я не стану тебя наказывать. Прости, сынок. Ты учишься. Тебя ударили и ты ударил в ответ.

— Так и есть. Я о том и говорю. Это не честно. Я…

— Знаю, сынок. Смирись. Жизнь нечестна. Теперь ты знаешь это, но ещё до конца не осознал, потому что, чтобы осознать, нужно прочувствовать. Штука в том, что нельзя просто сидеть и кричать о том, что кто-то поступил нечестно. Ты должен сделать всё, чтобы сделать ситуацию более честной. Иногда это значит, что нужно ненадолго замолчать. Ты обдумаешь всё позже. Может показаться, что ты отступил, но, на самом деле, ты выжидаешь. В следующий раз ты поймаешь этого сукиного сына, когда вокруг не будет его дружков. В другой раз ты сам расквасишь кому-нибудь нос. Что будет, то будет. Тебя могут побить, но ничего страшного. Ты кое-что поймешь. Поймешь о самом себе.