Борис Батыршин - Внеклассная работа

Светка всякий раз прикладывает к отчёту пару страничек сравнительно анализа воспоминаний медсестры Топольской – кстати, опубликованных в том же сборнике, что и воспоминания Кефели, – и её же дневников, переснятых на смартфон в 1904-м году. Галина охотно позволяет копировать свои записи. Кажется, она призадумалась о литературной карьере. В нашей реальности Топольская не стала писательницей, но чем чёрт не шутит? Узнать, что твои строки читают через век с лишним – это ещё какой стимул.

Светка пока не нашла особых расхождений с изданным вариантом дневника – видимо, Галина благоразумно оставила сведения о визитёрах из будущего при себе.

Покинув «Властный» и попрощавшись с его гостеприимным командиром, мы направились к городской гимназии. То есть не к гимназии, конечно, а к госпиталю, что расположился теперь в её стенах. Кофейня, где мы когда-то так славно посидели, давно закрыта; здание зияет чёрными провалами окон. Ещё в апреле перед фасадом разорвался снаряд с японского броненосца и хозяин, восприняв это как предупреждение свыше, покинул Артур. Поезда тогда ещё ходили, но уже в мае японский генерал Оку высадился в Бидзыво, отрезав крепость от сообщений с Маньчжурской армией, а заодно и со всей Россией. С тех пор в город прорываются только миноносцы, китайские джонки да редкие, особо везучие пароходы-угольщики.

У ворот госпиталя столпотворение: санитарные двуколки, носилки, китайские повозки на высоченных колёсах, запряжённые ослами и коровами. Среди них я с удивлением разглядел агрегаты, представлявшие, надо полагать, последний писк военно-санитарной мысли, – пара велосипедов с закреплёнными между них носилками. С одного из таких гибридов санитары-самокатчики в кожаных крагах, с повязками Красного креста на рукавах снимали охающего человека. Нога бедняги была кое-как замотана окровавленными тряпками.

– Полехше, братцы! – причитал раненый, стрелок в некогда белой, а теперь заляпанной грязью и кровью гимнастёрке. – Мочи моей нетути, так и тянет, окаянная…

Хмурый самокатчик подхватил стрелка под мышки и рывком поднял с носилок. Тот взвыл.

– Осторожно, Клим! – укорил санитара напарник. – Небось, хрестьянская душа, за престол-отечество муку принял – а ты его как куль с мукой…

– Во-во! – подхватил другой раненый, ожидавший своей очереди на соседнем велотандеме. Никакого понятия в вас нет, храпоидолы, тока б сбросить да катить дальше на лисопетах своих! А что страдальцу невмоготу – так это им до японской матери!

Галина ждала нас на площади перед госпиталем. Удивительно, как она похудела и осунулась – с прошлой нашей встречи прошло чуть больше двух недель! Галка пришла не одна, а с матерью, и та, слабо улыбнувшись, помахала нам. За их спинами маячил другой наш знакомый – денщик капитана Топольского, как обычно, сопровождал его дочку и супругу.

Увидав женщин, Георгий Петрович поклонился, церемонно приподняв шляпу.

– Добрый день, дражайшая Татьяна Еремеевна! Надеюсь, мы не заставили нас долго ждать?

Пройдя через портал, мы первым делом отправили в штаб полка, где служил капитан Топольский, китайца-рассыльного с запиской для Галины.

Я вежливо кивнул – вот уж не ожидал встретить Галкину мамашу, и что это ей в голову взбрело заявиться? – и помахал Галине. Той было не до меня; они со Светкой, как всегда, бросились друг другу в объятия.

– Ничего-ничего, мы всё равно собирались немного перевести дух на свежем воздухе, – успокоила историка Татьяна Еремеевна. – С утра в госпитале столько работы, никаких сил не хватит.

– Да, верно! – затараторила Галка. – Так и везут раненых, так и везут! Подводами! И всё с фортов – говорят, японцы стреляют из каких-то особых пушек, их снаряды пробивают бетон, как бумагу!

Светка заахала, сочувствуя подруге.

– Это только сегодня с утра так стреляют! – продолжала Галина. – Раньше такие большие снаряды прилетали лишь с броненосцев – у них ещё звук особый, будто паровоз гудит! Но с моря японцы давно уже не бомбардируют город – сиюля, наверное. А тут – неуспелимы сутра выйти из дома, как загрохотало и над головой завыло, засвистело. И бомба – прямо у нашего дома, напротив окна детской! А там – Лёля и Ларочка…

– Да, можете представить – я помертвела от ужаса! – вступила в разговор Галкина мама. – А Галочка, сумасшедшая девчонка, сорвалась с места – и к дому! Я за ней. Пробегаю мимо воронки и вижу – там японская бомба. Целая, неразорвавшаяся. Ну, думаю, слава Всевышнему, а то бы и дому, и дочкам моим конец!

– А я вбегаю в детскую – никого! Бегу на кухню – а там Казимир с девочками сидят за столом и домик из карт строят!

Поулыбались, поохали. Я кивнул, прислушиваясь: вдали, за хребтом Ляотешаня, глухо погромыхивало. Мы сегодня ещё не попадали под японский обстрел, но это пока…

– Осадные мортиры. – Георгий Петрович посмотрел в ту сторону, откуда стреляли. – Сегодня, кажется, первое октября?

Галка кивнула.

– Значит, японцы уже обстреливают крепость из одиннадцатидюймовок. Перед их снарядами бетонные перекрытия фортов, увы, бессильны. Будут ещё стрелять по гавани – сегодня, кажется, должны попасть в «Полтаву» и «Пересвет».

– Но откуда вы… – удивлённо подняла брови Галкина мама, но тут же поправилась: – Извините, я всё время забываю, откуда вы трое явились к нам.

Татьяна Еремеевна, разумеется, знала о необычных знакомых дочери: наши визиты стали своего рода семейной тайной. И каждый раз, когда кто-то из Топольских рассказывает об очередной напасти, приключившейся в городе, мне делается не по себе – никак не могу избавиться от чувства вины. Как подумаешь, сколько всего им ещё предстоит…

– А потом за мамой прислали солдата, – не умолкала Галка. – После бомбардировки форта номер три очень много раненых навезли. Мы бегом в госпиталь – а там ужас! На крыльце раненые вповалку, между ними бегают санитары, китайцы какие-то снимают людей с подвод. Крик, стоны – невыносимо! Из-под дверей кровь ручьём, на ступенях целая лужа натекла!

– Да, утро выдалось тяжёлым, – кивнула Галина мама. – Но мы рады вас видеть. Галочка, если вы не против, отправится с вами в город – довольно с неё на сегодня! А мне, простите, пора. Она у меня молодчина – всё утро срезала с раненых шинели, стаскивала сапоги…

– Устала – прямо руки отваливаются! – пожаловалась Галина. – А смрад-то какой – запах крови, грязные тела, прелые шинели воняют… Я на коленях стою возле раненого, а на меня старший врач налетел – чуть не грохнулся! Так он только носом чмыхнул, но ничего мне не сказал, стал распоряжаться, кого отправить в операционную, а кого перевязать здесь же и устроить в коридоре на полу… Я улыбнулся забавному слову «чмыхнул». Светку же передёрнуло. Всё это время она держала подругу за руку. Георгий Петрович слушал очень внимательно, изредка кивая.